Пожиратели тьмы: Токийский кошмар - [129]

Многие девушки в подобных обстоятельствах поступили бы точно так же. И многие еще поступят так в будущем, и лишь единицы из них в итоге попадут в беду. Со временем я пришел к выводу, что в этом и состоит печальная будничная правда о смерти Люси Блэкман: дело не в неосторожности или глупости девушки, а в том, что в практически безопасном, хоть и непростом обществе ей страшно не повезло.

Я как-то поделился своими мыслями с Тимом Блэкманом, но он со мной не согласился.

– Невезение тут ни при чем, – заметил он. – За ней охотился тот, кому место в тюрьме. Виновата не злая судьба, а общество, не сумевшее обуздать преступника. Люси стала жертвой бездействия закона и порядка.

Инспектор Удо и некоторые другие офицеры токийской городской полиции, с которыми я общался, показались мне честными и преданными работниками, трудившимися день и ночь, чтобы найти убийцу Люси. К сожалению, они служили в структуре, которая была и остается самонадеянной, ленивой и зачастую некомпетентной. Косность полиции – одно из загадочных табу японского общества, тема, которую пресса и политики не обсуждают и даже не признают[54].

На самом начальном уровне – регулируя дорожное движение, помогая заблудившимся старушкам и усмиряя выпивох и дебоширов – японские стражи порядка бесподобны. В более серьезных случаях они сумеют вытянуть признание из обычного японского правонарушителя. Но перед лицом неординарного преступления они неизбежно пасуют: забывчивые, страдающие отсутствием воображения и множеством предрассудков, увязшие в бюрократизме полицейские – просто обуза для современного общества. Их работа в деле Люси Блэкман и других аналогичных расследованиях наводит на мысль, что истинная причина низкой преступности в Японии не в отличной работе блюстителей порядка, а в самих людях, законопослушных и уважающих друг друга не благодаря, а почти вопреки японской полиции.

Конечно, можно сделать скидку на трудности, возникающие в том случае, когда жертва – иностранка; семья девушки из Японии, пропавшей в Британии, наверняка тоже столкнулась бы со множеством разочарований, выпавших на долю Блэкманов. Но настоящим позором стало не само расследование – традиционно халтурное, фатальное запоздавшее, с вялой слежкой за Обарой и неспособностью найти тело в пещере. Куда серьезнее полиция ошиблась, столько лет позволяя Обаре оставаться на свободе. К примеру, Кэти Викерс сообщила о нем еще в 1997 году, и ее отказались слушать. А сколько девушек, промолчавших о своем унижении, сталкивались с «игрой» насильника? Самым большим позором можно назвать те пять лет, когда полиция не хотела слушать подозрения семьи Кариты Риджуэй в отношение «Нишиды», который привез их умирающую дочь в больницу. Ошибка детективов состояла в отсутствии воображения, неспособности всей правоохранительной структуры думать не по шаблону. Полицейские подразделяли людей на типы, от чего и отталкивались. Молодая хостес, которая пошла домой к клиенту и потом обвинила его в изнасиловании, видимо, разыгрывает спектакль, а вот богатый парень с рассказом об испорченных устрицах и пищевом отравлении явно говорит правду. Японская полиция совершенно не могла защитить женщин от Обары; он легко выскальзывал из их сети с крупными ячейками. Когда умерла Карита, Люси Блэкман исполнилось тринадцать, а ведь тогда можно было покончить с преступником. «Если бы полиция вовремя выследила Обару, достаточно было только обыскать его дом, и раскрылись бы все его грязные утехи, продолжавшиеся десятилетиями, – писали Риджуэи в заявлении накануне оглашения вердикта. – Обара тридцать лет был серийным насильником, накачивал своих жертв наркотиками. Если бы полиция предприняла действия в 1992 году, как мы просили, Люси Блэкман была бы жива, и многие другие девушки, японки и европейки, избежали бы изнасилования».

В начале 2009 года, через год после неудачных попыток засудить меня за клевету, я пережил ряд любопытных событий. Но для начала важно заметить следующее: у меня нет никаких доказательств, что они как-то связаны с Ёдзи Обарой.

Однажды утром ко мне домой в Токио доставили большой плотный конверт. Послание добиралось до меня несколько дней; по штемпелям я обнаружил, что оно долго кочевало по почтовым отделениям. Оно было адресовано некоему Кэнго Намай в бюллетень «Спасем нацию», но квартиру на окраине Токио, указанную на конверте, почтовая служба не нашла. Отправитель назвался «Товарищем», однако не предоставил больше никакой контактной информации. Не имея обратного адреса отправителя, на почте вскрыли конверт и, увидев в письме мое имя, переслали его мне.

Внутри конверта под ксерокопией моей визитки лежал лист бумаги с моим домашним адресом. В конверте также были: скрепленные степлером документы, несколько фотографий и книга на японском языке в твердой обложке с изображением женщины с диадемой на голове.

Сначала я взглянул на фотографии: десять цветных снимков, распечатанных на двух листах бумаги. На них был я, один или с друзьями. Очевидно, что кадры тайком сделал некто, следивший за мной.

Пять фотографий были примерно трехмесячной давности. Я очень хорошо помнил тот день: погожая осенняя суббота, поздний ланч с гостями из Лондона. На снимках мы идем домой по многолюдной торговой улице, я разговариваю с гостями и улыбаюсь. Где сделаны остальные кадры, распознать оказалось труднее. Один, вероятно, появился с камеры видеонаблюдения в лифте; на двух других я где-то выступал, на лекции или на собрании. Я постарался вспомнить похожие события и подозрительного типа с фотоаппаратом, но ничего не вышло. Так или иначе, он или она шли за мной по улице неподалеку от моего дома, пока я занимался своими немудрящими ежедневными делами.