Пожиратели - [12]

Шрифт
Интервал

Означало ли это, что за ним следят?

Кто-то знает о чужом присутствии и следит за каждым шагом незнакомца?

Впервые за все время Матвей ощутил смущение за то, что его видят в пижамных штанах.

Он неловко перебрал ногами и вгляделся в жижу под собой. Чернота не пропускала взгляд, не отражала человека, но чудилось, что с той стороны на него так же смотрят.

Передернувшись от странного дискомфорта, Матвей в несколько шагов преодолел расстояние между собой и конвертом.

С опаской кончики пальцев сомкнулись на бумажном уголке, потянув вверх. Матвей надавил по краям, обнажая нутро, и вытянул небольшой картонный лист. Мельком оглядевшись, пробежал глазами по паре корявых строчек, выведенных будто детской рукой, гласившие:

«Дорогой Матвей, от всей души приглашаю тебя на «Празднество начала».

Твой новый знакомый, друг».

Буквы скакали, хохоча и веселясь, задевая друг друга синими краями и завитками.

Матвей прочитал еще раз и еще.

В голове слова пытались сложиться в предложения, но резкие подскоки букв мельтешили перед глазами, сбивая с мысли.

Он никак не мог понять, ему чудилось, будто кто-то шепчет на ухо: «друг». А с другой стороны – как ветер с моря – доносится шум скомканных слов, которые должны сообщить о каком-то «начале» и «празднестве». Спинами они царапались о прибрежный песок, готовые вот-вот с новой волной уплыть ближе ко дну.

– И это все? – с ноткой разочарование спросил Матвей.

Карие глаза прошлись по полосе горизонта.

И все?

Оказавшись в таком чудном месте, больше всего хотелось не разочароваться. Как заметить в небе НЛО, которое окажется самолетом, или найти чудной камень, а на самом деле – простой булыжник. Хотелось поверить в светлое волшебство – фей, эльфов и в говорящие цветы. Прикоснуться к чему-то, о чем читал в книгах или просто не встречал ранее. А конверт с приглашением из разряда обыденного. Как телефонный звонок.

И правда такова, что Матвей относился ко всему происходящему с шуткой. Как же еще относится к галлюцинациями, чтобы они тебя не напугали? Ты пытаешься контролировать мозг даже тогда, когда он не поддается контролю.

Но вот взгляд зацепился за что-то впереди, и гримаса негодование исчезла с лица мужчины.

– Это…

Вихрь серого ветра, как извозчик, хлестал, сидя на облучке, плетью кобылу. Ноги ее чуть касались воды, а там, где ступали – оставляли завитки желтоватой пены. Из раздутых ноздрей вырывались клоки дыма, а два глаза горели красными углями, прожигая воздух перед собой.

Матвей закричал, и чуть звук вырвался изо рта – жижа под ним размягчилась, погружая в себя, как в воду. Она залилась Матвею в рот и нос, грозясь пожрать внутренности, пока он тонул все глубже, окутанный коконом пузырьков воздуха.

В легких воздуха вмиг стало не хватать, а сердце гулко и больно забилось по ребрам изнутри.

Сознание уходило, оставляя мужчину, и вместе с ним глаза закрывались, наливаясь свинцом.

Чуть задремав и забыв о страхе смерти, Матвей услышал в ушах странный писк, выдернувший, заставляющий мозг работать. Он тряс и тряс мужчину, подобно захотевшему развлечься надоедливому младшему брату.

Матвей дернулся и, разрывая жижу перед собой, открыл глаза, уставившись в потолок.

Солнечные блики отражались геометрическими фигурами, ноги согревало теплое одеяло, а голова удобно устроилась на подушке.

– Мне все приснилось? – с надеждой и опаской спросил он.

Вскочив на ноги, подбежав и взглянув в окно, Матвей увидел летнюю зелень, доживающую свои последние дни, мелкие полусухие лужи и прямоугольники серых, испещренных окнами, домов.

Облегченный вздох оставил на стекле влажный след, и мужчина улыбнулся.

Это был сон, а в снах реальность измеряется в миллиграммах.

И все было бы просто замечательно, если бы на кровати, спрятавшись в складках простыни, его не ждал конверт.

* * *

– Почти все по закону очищается кровью, да и без пролития крови нет прощения.

Имя этого человека застыло на губах матери вместе с последним вздохом.

Поначалу он еще мог вспомнить буквы, буквы в разброс, но с каждым годом, пока жизнь тащила его все дальше от душной комнаты покойницы, они одна за другой, выстроенные в цепочку, разлетались по сторонам, как бусины порванных бус. И, в конце концов, у него на руках осталась лишь дряхлая нитка.

Долго он жил без имени. Искал его на чужих губах, на губах отца, когда тот отрывался от бутылки, но ничего не находил. Чужие рты произносили чужие имена чужим голосом.

Шли года, шло время. Умерший язык для умершего человека.

Ипсилон, услышав ноющее мяуканье кошки, еще сильнее сжал ее горло.

– Чшшшш, – одними губами выдал он.

В этот раз в подвале было еще темнее. Ни что не сдерживало шорохи по углам, и крысы, злорадно попискивая, носились из стороны в сторону.

Ипсилон боялся и презирал их, но они были неотъемлемой частью того, что он принял в себе, а раз так – принять пришлось и облезшие хвосты, и красные глаза. Сегодня же они разошлись не на шутку, готовясь пожрать того, кто обычно съедал их. И в этом беспорядке они нашли настоящий, ничем не прикрытый хаос.

– Мне так жаль… – скулеж одет в шепот. – Так жаль, что я не могу провести все по правилам. Я глупец! Я не достоин, – и тут же беззвучно. – Кто достоин?


Рекомендуем почитать
Большие и маленькие

Рассказы букеровского лауреата Дениса Гуцко – яркая смесь юмора, иронии и пронзительных размышлений о человеческих отношениях, которые порой складываются парадоксальным образом. На что способна женщина, которая сквозь годы любит мужа своей сестры? Что ждет девочку, сбежавшую из дома к давно ушедшему из семьи отцу? О чем мечтает маленький ребенок неудавшегося писателя, играя с отцом на детской площадке? Начиная любить и жалеть одного героя, внезапно понимаешь, что жертва вовсе не он, а совсем другой, казавшийся палачом… автор постоянно переворачивает с ног на голову привычные поведенческие модели, заставляя нас лучше понимать мотивы чужих поступков и не обманываться насчет даже самых близких людей…


Листья бронзовые и багряные

В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.


Сердце в опилках

События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.


Страх

Повесть опубликована в журнале «Грани», № 118, 1980 г.


В Советском Союзе не было аддерола

Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.


Времена и люди

Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.