Пожиратели душ - [12]

Инид, Мадог и остальные дети из Гвениса прибыли в Дефаид в том же состоянии, в каком Алис видела их последний раз: Инид и Мадог бодрствовали, остальные продолжали дремать. Спящих детей привозили фургон за фургоном. Мужчины из Дефаида, посланные за сиротами, вернулись не сразу, и Мать объяснила Алис, что сначала им пришлось выкопать могилы и похоронить трупы. Мать говорила прямо: трупов оказалось так много, что людей хоронили целыми семьями, а не копали отдельную могилу для каждого. Алис пыталась утешиться этим. Пыталась представить, как мама и папа спят рядышком. Но перед глазами у нее стояли две пустые оболочки на кровати в родном доме. Эта картина снова и снова возвращалась к ней, ненужная, непрошеная. Очищая морковь для Матери, девочка могла бы вспомнить, как она помогала маме на кухне. Но вместо живого маминого лица перед Алис вставала безжизненная маска, которую она видела перед бегством из Гвениса, и ей приходилось каждый раз встряхиваться, чтобы прогнать воспоминание. Мать в таких случаях устремляла на девочку долгий пристальный взгляд, который у Алис не хватало духу вынести. Мать смотрела как-то по-особенному, не так, как все остальные. Ее глаза ощупывали Алис, точно пальцы. Проникали под кожу.

Когда из Гвениса начали прибывать первые дети, к Матери и нескольким другим женщинам Дефаида обратились за советом, как лучше их разбудить, будто им уже приходилось такое проделывать. Потом Инид рассказала, как действовала Алис: решительно и сурово, но эффективно. Так женщины и поступили. Начали со старших, подростков, затем перешли к малышам. Всех детей окатили холодной водой, и те, захлебываясь, просыпались в незнакомом месте.

Сироты, у которых были братья или сестры, лучше приспосабливались к чужим людям и своему сиротству. Единственные в прежних семьях дети бродили, как привидения. Алис сама была единственным ребенком и задумалась, не выглядит ли и она со стороны неприкаянным призраком, но сочла, что у нее всё по-другому. Потому что Алис приняла решение. Она обещала себе, что однажды она уйдет отсюда. Эта деревня не станет ей родной, что бы ни говорили окружающие. Наступит день, когда Алис найдет дорогу в Лэйкс и будет жить, как Паул, в доме на колесах. В ее повозке не останется ни единого напоминания о том, что́ она потеряла. Ей не нужны чужие стены, которые не станут ей настоящим домом. Как не нужны Мать и Отец, которые на самом деле ей не родня.

Первые несколько недель дети постарше провели в молитвенном доме и в школе. Младенцев и малышей распределили по местным семьям. Часть поселян выразила желание оставить детей навсегда, и таким сиротам, как и Алис, велели называть чужих людей матерью и отцом, сестрами и братьями. А других детей предупредили, что они живут здесь временно.

В Дефаиде не могли оставить всех сирот у себя. Ни одна деревня, даже с такими процветающими фермами и многочисленным поголовьем скота, не способна прокормить пятьдесят новых ртов. Поэтому в соседние поселения – Писгод[8], стоявший на реке к северу от Дефаида, и Таррен[9], притулившийся у подножия горы, если держать путь на северо-запад, – отправили людей, чтобы те рассказали о случившемся и попросили взять на себя часть бремени. Но желающих не нашлось по совершенно очевидной причине. Если деревня не обязана взвалить на себя заботу о сиротах, пострадавших от неслыханных ужасов, то с какой стати она будет это делать?

Вот тогда-то детей из Гвениса и распределили по семьям Дефаида окончательно. Братьев и сестер старались поселить вместе. Все это Алис узнала от Матери, с которой она теперь проводила бо́льшую часть времени. Алис надеялась, что сможет чаще встречаться со своей подругой Гэнор, но ту с сестрами и братьями отправили в семью на другом конце деревни. К тому же они остались все вместе, у Алис же не было никого.

Жизнь в доме Матери, если не считать ее странной манеры пристально разглядывать Алис, была вполне терпимой. В отличие от остальных, она разговаривала с девочкой так же, как со взрослыми, и Алис сумела оценить это по достоинству. Молчаливость и кажущаяся холодность Матери перестали пугать ее. Поначалу Алис думала, что Мать все время сердится на нее, но потом до нее дошло, что это просто такая манера поведения. Отец тоже был немногословен, но характер имел незлой. Он был столяром и бо́льшую часть дня отсутствовал. Возвращаясь к обеду, а затем к ужину, он кивал Алис, и она знала, что Отец рад ее видеть, хотя лицо его оставалось невозмутимым.

И все-таки Алис не настолько привыкла к Матери и Отцу, чтобы нарушить данное Паулу обещание: о пожирателях душ она не проронила ни слова – даже когда за чаем с овсяными лепешками вокруг стола Матери собирались женщины со всей деревни и толковали о пожирателях душ так, будто точно знали их повадки и деяния. В этом Паул ошибся. Он считал жителей Дефаида людьми исключительно святыми, попросту неспособными говорить о таком воплощении Зла, как пожиратели душ. Но Алис заметила, что на самом деле поселяне испытывают своего рода мстительное ликование, обсуждая эту тему. Лица их пылали, разгорались споры.