Пожиратель тени - [34]

Единственная дорога, которую построил Риис, соединяла место падения города в джунглях с Моодруном, небесным портом севера. Все товары и путешественники, направляющиеся в Арвар Одол, ехали по этой дороге, потому что небесной пристани в упавшем королевстве не было. Ни дирижабли, ни любой конструкции летающие корабли не допускались в небо над Илвром. Раз сам город лишился своего места в небе, не было его и для приходящих в это царство.

Вдоль обочин долгой дороги через джунгли построили остановки для отдыха, где была увековечена мрачная история вторжения Властелина Тьмы и падения Арвар Одола. В садах скульптур взору зрителей представали статуи змеедемонов — безопасные изображения чудовищ, терзавших Ирт. Сейчас, всего через сто с лишним дней от поражения Властелина Тьмы и его демонов, воспоминания были живы, и мало было посетителей в садах скульптур и музеях. Но Риис знал, что со временем людям снова понадобится увидеть шкуры рептилий, против когтей и клыков которых бессилен был Чарм.

Он строил на будущее. Риис чувствовал свою ответственность за то, что случилось на Ирте, когда его разоряли змеедемоны. Это он случайно оставил открытой Дверь в Воздухе, портал к Темному Берегу, который указал ему чародей Кавал. Будь он поскромнее, он остался бы на Темном Берегу, и не было бы бойни, погубившей столько невинных.

А он отправился на Ирт, ища погибшую душу Лары. В своем стремлении отыскать ее он оставил открытым путь для змеедемонов. Лара исчезла — ее убитый призрак ушел в тайну Извечной Звезды. Риис так и не нашел ее. Но он открыл невероятную силу волшебства, которая пришла к нему в полном Чарма свете Светлого Берега. Этой силой он помог уничтожить зло, принесенное им с собой. После этого мрачного триумфа он все дни свои посвятил исправлению последствий своего фатального пришествия.

Не ведая Безымянных, Риис переделал мир вокруг себя согласно своим представлениям о красоте. Он считал свою работу благородной, полностью противоположной зверскому волшебству Властелина Тьмы. Под его настойчивым заклинанием голая почва песчаных рек Казу выгнулась темными буграми и выпустила пустынные деревья, толстые как земляные груши. Он стоял под ними и глядел на белый дом, где жил. По его прихоти желтая черепичная крыша вдруг стала синей.

Из дома донесся юный смех, и в круглой двери появилась гибкая и ловкая фигурка маркграфини.

— Ты балуешься, как ребенок! — Она была одета в куртку с амулетами поверх комбинезона, заправленного в зашнурованные накрест ботинки. Волосы с широкого веснушчатого лица были убраны в узел на голове. — За этим ты и поселился так далеко от города — играть в свои перемены, когда тебя никто не видит?

Они поцеловались и засмеялись оба. За те сто дней, что они были любовниками, Риис снова помолодел. Тысячи мертвецов все еще преследовали его мысли: жертвы, брошенные на милость Властелина Тьмы, кровавая добыча змеедемонов — но когда он был с Джиоти, все это казалось лишь дурным сном.

Никто из них не думал, что поступает неправильно. Женщина с Ирта и мужчина с Темного Берега видели лишь общее у себя — что они люди. Чарм и волшебство Рииса помогли Джиоти справиться с опустошением ее жизни после Властелина Тьмы. Потом она предпочитала быть с Риисом без амулетов и без его блестящей силы — просто они узнавали друг друга как людей с двух дальних берегов человечества.

Риис же был полностью поглощен своим волшебством. Позже он сам изумится своей глупости. Но в то время свое умение силой воли придавать материи форму он не считал чем-то ужасным. Это была мечта человека — победа разума над материей. Он достиг этой грани людских надежд.

По его приказу на дрожащих деревьях распускались цветы, облака составлялись в слова, фонтаны били из песка пустыни. И все же он знал, что он не бог. Память о Властелине Тьмы, о собственной вине за столь много смертей внушали скромность. Сады скульптур и музеи жестокости вдоль дороги были постоянным напоминанием для него — и он никогда не забывал, что его сила не более чем сила смертного. Но ему приходилось наведываться в сады и музеи.

Защищенный ложной скромностью и невежеством, волхв Илвра посвятил себя переделке лица Ирта. Он собирался начать с Арвар Одола и исправить ущерб, нанесенный доминионам змеедемонами. Это займет остаток всей его жизни. Через сто дней тяжелого труда была сделана лишь малая доля всей работы по восстановлению одного упавшего царства.

Волшебство выматывало. Массивные деревья, выращенные им вдоль песчаных рек, истощили на эту минуту его силу и оставили ощущение апатии. Он лежал с Джиоти в гамаке во дворе особняка и сознавался ей:

Я никогда не смогу искупить зло, принесенное мною на Ирт.

Брось! — Она чувствительно толкнула его под ребра. -

Перестань себя пилить, Риис. Владеет ли поток своей водой? Что было — то прошло. Время движется дальше.

— Опять цитаты из «Висельных Свитков», — определил Риис. Его руки нежно сомкнулись вокруг нее. — Так ты одолела свое горе — по отцу, по своему роду?

Она повернулась в его объятиях и подняла голову, гладя его волосами по лицу.

— Я не одолела свое горе. Но «Висельные Свитки» не дали моему горю одолеть меня.