Пожар сердец - [49]

Шрифт
Интервал

Но вечный круг повторился сначала — взошло солнце и наступило утро. Аннет с трудом разлепила ресницы, кое-как оторвала голову от подушки — она лежала ничком поперек кровати на ворохе раскиданной одежды, голая, со стянутой присохшей мыльной пеной кожей.

Теперь, когда первый шок прошел, она встала и молча оделась. Механически, словно подчиняясь введенной в мозг программе, она натянула белую водолазку и вчерашние джинсы, с лицом, ничего не выражающим, как у потрескавшейся египетской мумии, спустилась вниз.

В залитом солнцем фойе ее ждал Саймон. При виде его она ничего не испытала — такой была защитная реакция ее обращенной в пепел души — и покорно проследовала за ним в машину.

По пути он весело, легко обратился к ней, но Аннетт словно оглохла, и тогда он тоже помрачнел, вид у него стал, как у побитой собаки.

Всю дорогу он напряженно молчал, не понимая, что случилось с его маленькой принцессой, почему их разделяет неприязненная тишина, словно они чужие. Еще вчера с поистине детской непосредственностью она дарила его жаркими ласками, точно зная, где он жаждет ее прикосновения. Он, зрелый мужчина, снова стал несдержанным подростком и заново открыл для себя женщину. Да что там! Он горько усмехнулся и на секунду оторвал взгляд от шоссейной дороги, посмотрев на Аннетт — она сидела, напряженно вжав голову в плечи, и молчала. Господи, он и не знал, что где-то в Англии живет, дышит, думает этот маленький непорочный ангел, теперь по неизвестной причине шарахающийся от него. Эта юная девушка свела его с ума, — подумать только, — если бы не та трагедия, он бы никогда не встретил ее и продолжал пускать по ветру свою жизнь. Да, у него были Эльза и любимая работа, но не было второго «я» — не было женщины, если не считать безликих незнакомок, которые приходили и уходили, не оставляя следа в его сердце.

Неожиданно он свернул с главной дороги и остановил машину, уперевшись в баранку. Встревоженная Аннетт не отважилась заговорить с ним первой, он тоже тягостно молчал. Каждый из них думал о своем, их лица были обращены к пенистым волнам далеко впереди, за илистыми полосками пляжа. Яркое, умытое ночным дождем солнце рассылало по свету свои лучи, и это как-то не вязалось с похоронным настроением в замкнутом мирке машины, где потерялись во времени две противоположности.

Наконец губы Саймона разжались.

— Что ты будешь делать, когда закончится расследование? Мне нужно знать твои планы.

Она растерялась. Зачем он завел разговор на такую большую тему и какого ответа так натянуто ждет?

— Н-наверное, когда откроется правда, я…

— Уедешь? — На смуглой щеке дернулся нерв. Глаза Саймона с маниакальной неотступностью следили за наползающими на берег волнами.

— Да, скорее всего, уеду. В конце концов, что…

Он прервал ее на полуслове.

— Значит, вот так возьмешь, бросишь все и уедешь! Я-то думал, в тебе есть хоть капля искренней любви к Эльзе, но нет, — с издевкой бросил он, намеренно растравляя ей душу. Он хотел причинить ей боль — за эту непонятную холодность, за отчуждение. Боже, зачем только он повстречал ее?

— Не говори так! — Ее огромные глаза были полны щемящей муки, и он возненавидел себя. — Я люблю тетю Эльзу. Но я англичанка, и мое место в Англии. — Она помолчала. — Там моя жизнь, пусть не такая броская и захватывающая, как твоя, но… Там я родилась и выросла, там прошли самые счастливые годы, когда папа еще был… — Она сдавленно запнулась.

Тоска переполнила все ее существо, и она заныла лицо руками. К горлу подкатил тугой комок, слезы обожгли веки и горячими потоками потекли по щекам. Непрошеные капли попадали в рот, когда она всхлипывала, и тогда Аннетт глотала их, морщась от соленой горечи.

— Господи, любимая моя девочка, как ты измучилась… — С огорченным вздохом Саймон привлек ее к себе и крепко, до боли сжал в объятиях. — Прости, детка, я не хотел обидеть тебя.

Он покачивал ее, словно ребенка, баюкал в колыбели сцепленных дрожащих рук и без конца целовал и целовал спутанное золото волос, зажмуренные веки, подрагивающие от непрерывного града слез, бледные щеки…

— Не плачь, прошу тебя, — хрипло шептал он. — Маленькая моя, все хорошо, я с тобой.

Он ласково чмокнул ее в кончик холодного носа с блестевшей капелькой слезы. Аннетт позабыла обо всех преградах и порывисто прильнула к сильному телу, спрятала искаженное судорогой лицо на его широкой, надежной груди. Несмотря на предательство — ночь, проведенную с Патрицией, — любовь не удалось похоронить навеки, он по-прежнему оставался для нее единственной защитой от несправедливости, злости, жестокости… всей пакости окружающего мира! Как она доверяла ему в эту минуту!

Он нежно погладил согнутым пальцем ее веко и слипшиеся от слез ресницы.

— Будь я проклят за то, что силой привез тебя в Калифорнию, за то, что вклинился в твою жизнь. — Горькие слова едва вплелись в разорванные нити ее сознания. Затаившись, она слушала стук его сердца — еще недавно успокаивающий и размеренный, а теперь зачастивший, словно мужчина долго и без отдыха бежал по скалистому ущелью.

Аннетт медленно подняла голову. Угольно-черные зрачки моментально сузились, пронзая ее режущими лучами страсти, и в ней снова полыхнул пожар.


Рекомендуем почитать
Давай меняться!

В каждом из нас живут демоны. Свои. Родные. А что будет, если парочка демонов сговорятся и поменяются местами? Её и его демоны. Рассказ о дружбе и любви, с запахом сирени и рыжими одуванчиками. С горстью романтики и незамысловатым сюжетом. С фэнтези-мистикой, конечно.


Ангелы носят рюкзаки

Должен быть кто-то, кто замечает первый распустившийся цветок, смешное облако, глаза уличного кота, что каждый день меняют цвет На нашем жизненном пути встречаются разные люди, но все ли они являются людьми на самом деле? Что готовы нам рассказать, а о чём хотят умолчать? Кира познакомилась с необычным парнем. О его существовании нельзя никому рассказать. К чему приведёт их общение? Философское произведение о жизни, тайнах мироздания и любви, с описаниями природы и разговорами за чашкой вкусного чая. Продолжает тему рассказа «Семнадцатое декабря», раскрывает загадку персонажей, появившихся в концовке.


Покаянный канон: жертвенница

Лаборантка по имени Берта знакомится в больнице с поэтом Лаврентием Егоровым. В результате автокатастрофы он стал инвалидом, прикованным к коляске. Берта выхаживает Лаврентия и становится его женой. Не сломленный физическими страданиями, Лаврентий ломается оттого, что не может обеспечить любимую материально. Он начинает пить. Берта уходит из дома, и Лаврентий принимает решение покончить с собой, не видя смысла жить без любимой. Но любовь оказывается сильнее и водки, и пули.


Проигравшие

Скарлетт Мери Белль — прилежная ученица Гарварда, которую волнуют лишь учеба и семья, но никак не Джастин О’Коннор, с которым в один из солнечных весенних дней ей предлагает дополнительно позаниматься профессор по экономике. Девушка не особо рада такому предложению, но и отказаться от возможности получить дополнительные баллы не может. День за днем ей приходится терпеть его выходки и придирки до тех пор, пока его слова не приобретают совсем другой смысл и не начинают что-то значить для нее… .


Геометрия любви: Банальный треугольник

Тибби — убежденная феминистка. Такой ее сделала жизнь, а особенно постарался ветреный кавалер, после разрыва с которым она решила, что замужество — нелепость, любовь — фантазия. Только своему верному пажу Питеру Тибби способна поведать о том отчаянии, что терзает ее. Пит везет подругу в Лондон, но каникулы складываются неудачно: Тибби попала в больницу. С этой минуты она изменила свое отношение к жизни — ведь врач-травматолог, как выяснилось, способен излечить не только тело, но и душу…


Безнадёжная любовь

Лето, море, смуглый красавец с невероятно голубыми глазами и проникающим в душу голосом. Такой циничный, такой притягательный… Могла ли предположить девятнадцатилетняя Аня, что курортный роман окажется длиною в жизнь? Мог ли Богдан, пресыщенный женским вниманием, подумать, что всю жизнь будет помнить и ждать наивную доверчивую девочку? Что эта любовь будет мукой и спасением, наказанием и подарком судьбы? Главное — она будет.