Пожар любви - [87]

Придя в себя, он обнаружил, что находится во временном госпитале конфедератов – на самом деле это был не то сарай, не то конюшня одного из сочувствующих южанам, – живой, но говорить не мог. Через неделю Чарли снова сидел в седле и участвовал в боях. Ткань гортани на внутреннем шраме утолщилась и с тех пор его голос стал хриплым. Он так и не узнал, кто выбил из седла напавшего на него северянина, поскольку никто откровенно не признался в этом. Впоследствии Чарли всегда считал, что его спасителем был сам полковник Мосби. Но его самого он не осмелился спросить. Если бы «Серый призрак» захотел, чтобы Чарли об этом узнал, он бы ему сказал. До встречи с Анжелиной Чарли за всю свою жизнь по-настоящему уважал только одного человека – Джона Синглтона Мосби.

Когда Чарли на этот раз выбрался из темноты, первое, что он увидел, было озабоченное лицо жены, ангелом парящее над ним. Он протянул руку и пальцем расправил тревожную морщинку, залегшую между ее бровей. Анжелина улыбнулась нервной, натянутой улыбкой, за которую можно было принять ее слегка покривившиеся губы. Но ее обычно выразительные глаза по-прежнему оставались грустными и серьезными.

– Как вы думаете, Ангел, я выберусь? – проговорил он своим скрипучим голосом, а что-то, мешающее говорить, напомнило ему о том самом случае, когда он пришел в себя после удара, навсегда сокрушившего его горло.

– С вами все будет в порядке. Хуана благодарить не будем.

– Конечно, но я бы сказал, что спасся только благодаря вам. И я вам за это очень признателен.

Она кивнула в знак того, что принимает его благодарность, и нервно, как будто по срочному делу, отвернулась к большой миске, где отмокали в воде пропитанные его кровью полотенца. Он заметил, что она все еще одета в то самое белое платье, и решил, что пролежал без сознания не так уж и долго.

– Ну и как там поживает Хуан?

– Будет жить.

– Счастливец.

– Да уж... – Анжелина вздохнула и, оставив занятие, взглянула в зеркало над туалетным столиком, словно ей доставляло удовольствие разглядывать свое усталое и искаженное тревогой лицо. – Я же его чуть не убила, вы знаете об этом? И я смогла бы это сделать.

– Знаю.

– И такое чувство возникает каждый раз?

– Какое?

– Чувство безумной ярости, от которой леденеет все внутри. Оно охватывает тебя за секунду до того, как ты нажимаешь на курок. Я ощущала в себе такое ожесточение, что чуть не взорвалась, а когда выстрелила, почувствовала, что мне...

– Вдруг стало легко, – закончил ее мысль Чарли.

На какое-то мгновение Анжелина замолкла и не ответила ему, продолжая смотреться в зеркало. Потом с внезапностью, которая его удивила, она схватила с прикроватной тумбочки бутылку и швырнула ее в зеркало. Оно разлетелось на сотни мельчайших осколков, дождем хлынувших на пол. Анжелина повернулась к Чарли так резко, что подол и шлейф платья закружились от этого движения. Бурые пятна крови покрывали белый атлас корсажа; пятна такого же цвета покрывали ее бледное лицо.

– Да, – выкрикнула она, – я почувствовала облегчение. Он же ранил вас, и я хотела его за это убить... – Ее грудь вздымалась от волнения, глаза сверкали от стоявших в них слез. – ...Боже, что же со мной случилось? Ради вас я хотела убить живое существо. Когда же все это прекратится? Я уже перестала себя узнавать!

Чарли сел и протянул к ней руку, но Анжелина отдернула свою, спрятав ее за спину. Она поглядела на него как на незнакомца, повернулась и выбежала из комнаты, не сказав ни слова и не притронувшись к нему.

Анжелине удавалось избегать встречи и стычек с отцом, так как она пряталась от него на чердаке. Она понимала, что это не свидетельствовало о ее мужестве, но сейчас это ее не беспокоило. Из окна она увидела, как под его присмотром Мэтью и Марк усаживали Хуана в фургон. Хуан сам добрался до приготовленной для него внутри фургона постели, и братья увезли его в темноту ночи.

Несмотря на рану Чарли, Анжелина собиралась на рассвете увезти его с гасиенды. Теперь, когда почти все в округе знали правду о том, что ее муж преступник, находящийся в розыске, да еще, что за его голову назначена крупная награда, ему не удалось бы и дня прожить на гасиенде Рейесов.

Анжелина вздохнула и отошла от окна. Она плакала так долго и мучительно, что глаза распухли и болели от слез. Она смертельно устала – и душой, и телом, – но ни слезы, ни гнев не могли ничего поправить.

Она не справилась с испытанием, которое ниспослал ей Господь. И она любит Чарли так, как только женщина может любить мужчину.

Когда Анжелина увидела его лежащим на земле и испугалась, что он умер, на нее вдруг обрушилось осознание истины – она поняла, что любит его и всегда будет любить.

«Я, конечно, могу вернуться в монастырь, могу стать монахиней, как я всегда этого хотела... но будет ли такой шаг правильным?»Мать-настоятельница всегда говорила им, что они всем сердцем должны верить в ту жизнь, которую поклянуться вести.

Обратного пути не будет... И именно поэтому добрая женщина настаивала, чтобы Анжелина как следует подумала над силой своей веры, прежде чем вступит в послушничество. Она хотела, чтобы все сестры были уверены, что монастырь – это их призвание.