Поздняя любовь - [8]

— Вы же сами не верите тому, что говорите, господин Блюме! До окончания строительства дело даже не дойдет. Уже при следующем промежуточном контроле мы займемся промерами и получим соответствующие данные. Если мы подадим властям наши возражения, то строительные работы будут приостановлены. Тогда не исключено, что здесь месяцами никто ничего делать не будет, а о заселении дома осенью и думать нечего. Судя по всему, господину Крамеру придется капитулировать. У начальства рычаги всегда длиннее.

— А я говорю вам, что это позор! В конце концов, мы живем в свободной стране… — Он пришел в страшную ярость, которую, впрочем, скорее изображал, чем ощущал.

Доната дала ему возможность повозмущаться, хотя и подумала, что его тирада больше подходит для пивной, чем для их разговора.

— Я понимаю вашу точку зрения, — сказала она успокаивающе, когда наконец смогла вставить слово. — Дополнительное пространство было бы, разумеется, делом полезным. Но мы не имеем права добиваться этого противозаконным путем. Уверяю вас, я сделала все возможное, чтобы начальству проект пришелся по вкусу. Но именно поэтому оно будет в данном случае особенно бдительным. Оно получило предупредительный сигнал.

— Что же мне теперь делать?

— Придерживаться проекта, господин Блюме. Ведь пока что отклонения невелики. Прикажите снести лишнюю кладку. И не обязательно делать это именно сегодня.

— Но я ведь обещал господину Крамеру… — Блюме покрутил каску в руках и не закончил фразу.

— Отошлите его ко мне! Уж я-то ему разъясню ситуацию. — Она одарила собеседника ободряющей улыбкой. — Это ведь, наверное, не последний проект, над которым мы работаем совместно, правда? Значит, нам нельзя портить себе репутацию. Если пойдут разговоры о том, что, мол, Блюме и Бек не придерживаются предписаний, что за ними, мол, нужен глаз да глаз, то это нанесет вред не только нам, но и нашим заказчикам.

— Это понятно, — признал он.

Она могла бы еще сказать ему, что в конечном итоге не он, а она отвечает за стройку, но воздержалась, чтобы не задевать его мужского самолюбия.

— Ведь может быть, что ситуация еще и изменится, — пояснила она. — Всеобщее расширение чердачных помещений уже стоит на повестке дня. Я эту крышу спроектировала так, что можно будет и впоследствии без особых трудностей и затрат установить ее повыше, а для сооружения пола проложен на всякий случай каменный настил, как это у нас и предусмотрено.

— Я объясню это господину Крамеру.

— Буду очень признательна, если вы снимете с меня это бремя, господин Блюме. Но при необходимости можете спокойно посылать его ко мне.

Они обменялись рукопожатием.

— Если хорошенько поразмыслить, — произнес он, — то я ведь могу и сразу убрать эти лишние сантиметры.

Если у нее и были какие-то сомнения в целесообразности такого решения, то лишь по одному-единственному соображению: ей не хотелось, чтобы рабочие сразу же поняли, что Блюме пришлось дать распоряжение разобрать кладку по ее указанию.

— Было бы недурно, — согласилась она, — ведь я уже сказала, что все видно и невооруженным глазом.

— Только вам, госпожа Бек!

Этот комплимент, стоивший ему больших усилий, не принес ей радости.

— Не вздумайте мне льстить, господин Блюме, — ответила она, — а то я стану еще и недоверчивой.

Но перед тем как повернуться и уйти, она ему дружески улыбнулась.

Как это часто бывало и раньше, Доната этим утром вошла в свой офис первой. Но едва только она повесила жакет в длинный стенной шкаф и натянула на себя свежий халат, появились и сотрудники: Розмари Сфорци — секретарша, Гюнтер Винклейн — немолодой архитектор, работавший в фирме с самого ее основания, и Артур Штольце.

Взаимные приветствия были короткими и товарищескими.

— Зайдешь на секунду ко мне, Доната? — попросил Штольце.

Ей не терпелось продолжить работу над проектом «Палленберг», так что приглашение Артура показалось несвоевременным. Но она сразу же последовала за ним в кабинет, поскольку коммерческий директор никогда не отнимал у нее времени понапрасну.

Кабинет, как ему и надлежало, производил большое впечатление. Перед огромным письменным столом лежал старинный, выдержанный в красных тонах персидский ковер. Черное кресло около стола, с высокой спинкой, выглядело строгим; другие кресла, стоявшие рядом, были тяжелые и удобные, с достаточно высокими сиденьями, так что, садясь на них, можно было свободно расположить ноги, не утопая при этом в пружинах. Настольная лампа с пестрым стеклянным абажуром была типична для стиля «модерн» конца века и служила не столько для освещения, сколько для украшения. Помещение было угловым, в нем находились три красивых остекленных потолочных плафона.

— Есть новости? — спросила Доната, опускаясь в одно из кресел.

Артур Штольце, высокорослый господин, казавшийся из-за своей худобы еще выше, ответил не сразу. Сидя в кресле, он держался очень прямо, поглаживая безымянным пальцем узкую щеточку своих усиков.

Доната знала, что это — один из его жестов, который демонстрирует самодовольство.

— Ну, говори же, — поторопила она Артура. Ее любопытство доставляло ему удовольствие.

— Один человек, побывавший в Розенгейме, шепнул мне на ушко… — начал он и остановился, делая искусственную паузу.