Поздний развод - [163]

Потихонечку я проник в палату, готовый к любой неожиданности. Ряды кроватей – частью прибранные, частью нет, крошечная, чрезмерно прифранченная леди лет сорока, сидящая на стуле у окна возле огромного чемодана, читала женский журнал. Она взглянула на меня, и по лицу ее прошла судорога. Я приподнял шляпу и поклонился.

– Прошу прощения… Не можете ли вы сказать мне, где кровать Наоми Каминки?

– Извините, но я только что прибыла сюда. И никого не знаю.

Но я уже нашел ее кровать по огромной соломенной шляпе, которая лежала сверху, и поспешил к ее персональному шкафчику. Там были ее платья, ее красный комбинезон и шаль, которую Яэль подарила ей от моего имени. Я открыл тумбочку и первое, что увидел, был обрывок собачьей цепи. Бутылочки с духами, какие-то мешочки, полные таблеток, и тут же завернутые в бумагу письма, которые я ей писал, а поверх всего – соглашение о разводе, белоснежный голубь свободы, и коротенькое сообщение о моем отказе от квартиры в ее пользу, да еще копия доверенности на ведение моих (каких еще?) дел на имя Аси. Два самых последних листа я взял и, сложив, сунул себе в карман. Повернувшись, я пошел к выходу под неотрывным взглядом крошечной леди, не спускавшей с меня глаз.

– Простите…

– Да?

– Как вы сюда сумели попасть?

Я улыбнулся:

– Что вы имеете в виду, спрашивая, как я сюда попал? Вот кровать моей жены, и это она попала сюда.

– Да… Но вам-то разве не нужно было получить специальное разрешение?

– Нисколько.

– Мужчины могут сюда заходить?

– Конечно.

– Потому что мой муж сказал мне, что это невозможно. Наверное, они дали ему ошибочную информацию… Или он не так ее понял.

– Полагаю, что именно так и было.

– Потому что он внезапно оставил меня…

Поднявшись, она подошла ко мне вплотную, обдав облаком крепких духов, и неожиданно прошептала:

– Вы, случайно, не знаете, является ли это заведение религиозным?

– Религиозным заведением? Что навело вас на эту мысль?

– Мы прибыли сюда с такой скоростью. Во время седера у меня случилось небольшое нервное расстройство, и врач по чисто медицинским соображениям послал меня сюда. Но я думаю… Я боюсь, что они послали меня в религиозное заведение. Мой муж – армейский офицер и о таких вещах не знает абсолютно ничего.

– Но что заставляет вас думать, что это религиозное заведение?

– Так оно здесь все выглядит. Эти стены… эти кровати…

– Ну, хорошо… кровати. К религии все это никакого отношения не имеет. Некоторые пациенты могут быть здесь просто под наблюдением. Могут быть религиозными. Могут быть соблюдающими традиции. Но…

– А дирекция? А администрация? Как насчет администрации?

– Никак. Никаких оснований так думать… Это государственное учреждение, больница, находящаяся в ведении Министерства здравоохранения… Это абсолютно не частное заведение…

Она улыбнулась, совершенно успокоившись.

– Извините, – сказал я. – Не скажете, который сейчас час?

– Половина шестого.

Я кивнул ей на прощание, помахав шляпой, а она снова опустилась на стул, потянулась было к своему чемодану, но передумала и нерешительно засунула себе в рот большой палец. Стемнело. Я двинулся по направлению к входной двери. Великан стоял в дверях, замерев, как статуя. В руках у него были вилы. Для чего-то… или для кого? На этот раз он меня узнал. Я развернулся на сто восемьдесят градусов и промчался обратно через палату с ее рядами кроватей, улыбнувшись на ходу расфранченной леди, – она сидела, скрестив босые ноги, и застенчиво посасывала свой большой палец. Я миновал маленькую кухоньку в дальнем конце палаты и выскользнул наружу через заднюю дверь. Новая перспектива. Шум прибоя. Собачий лай. Зеленый домик библиотеки, видный издалека. Плетеный стул среди высоких эвкалиптов у домика библиотеки, где мы были недавно. Или давно? Неподалеку другой коттедж с решетками на окнах, мерцающих мутноватым светом. Сгущающаяся тьма. Я неторопливо бреду в обход лужайки слева от меня, спешить никуда не надо, нагнувшись, я поднимаю с земли лист, жую его, наслаждаясь запахом и вкусом свежей зелени. Ну, вот, я дошел таким образом до южной оконечности забора и двинулся дальше сквозь заросли кустов, обрамлявших заграждение; собачий лай становился все слышнее. Выли все, но один пес, очевидно получивший ранение, выл совершенно жутко. Собак я никогда не боялся, но этот звук поневоле наводил ужас. Бетонная стена закончилась. Вот здесь, совсем рядом, должно было быть отверстие, и я ринулся прямо в кусты, будучи уверен, что попаду к дыре напрямую, но я ошибся, там снова оказалась колючая проволока, а в проломе, затянутом железной спиралью, билось огромное, грязное, волосатое существо, паршивая тварь, пытавшаяся выпутаться из проволочной паутины, вздымая облако пыли. За линией кустов собаки наперебой лаяли, рычали и выли. Человечьи голоса слышны были тоже.

Это Рацио, это он туда попал, это он воет и скребет лапами землю.

И внезапно мое сердце сжалось от сочувствия к старому нашему псу.

– Рацио! – завопил я, перекрывая собачий лай. – Рацио! Горацио!

Пес, опутанный железной сеткой замер и посмотрел прямо на меня. Наши взгляды встретились. Он бешено завилял хвостом. За линией кустарников я расслышал голос Цви, который тоже звал его: