Поздние последствия - [106]

— Он меня каждый день насиловал, а потом колотил, говоря, что я его соблазняю и ввожу в грех. Все это постепенно доконало меня. Я чувствовал, как будто раздваиваюсь — одна половинка превращается в никудышную развалину, а другая — в бешеного мстителя. Во мне в общем всегда жили две личности… — Он взглянул на них обоих по очереди, как будто просил о понимании. — Я еще в молодости чувствовал, что в моем теле живет мужчина. Но там, где я рос, такие мысли были невозможны, не говоря уже об их последствиях. Я вырос и стал женщиной, которая вышла замуж. Я надеялся, что со временем все нормализуется. Но этого не случилось. Становилось только хуже. Особенно когда оказалось, что мой муж — сексуальный маньяк и садист. О том, что возможна операция по перемене пола, я узнал, только став взрослым. И когда я через несколько лет набрался мужества и сбежал от него, то боялся, что уже слишком поздно. Здесь, в Норвегии, очень строгие правила на этот счет, я даже и представить себе не мог, как я предстану перед непробиваемой норвежской бюрократией, да мне еще надо было скрывать свою идентичность. Я решился и поехал в «Клинек Ландсмеер» в Нидерландах, где не задают так много вопросов. Операции там делаются как на конвейере. Однако со мной произошел несчастный случай, и мне пришлось пройти длительный и сложный курс коррекционной хирургии в Аскере. Приехав сюда, я был уже на пути к выздоровлению. У меня была новая идентичность. Глядя на себя в зеркало, я мог видеть мужчину. Нож хирурга и гормоны сделали свое дело. Что касается трудностей психологических, то я их до конца еще не преодолел. Лив Марит Скард преследует меня. Иногда во мне просыпается чувство, что я — это она, несчастная женщина с изуродованным телом и разбитой душой, одержимая ненавистью к мужчине, сотворившему со мной все это. С этим я ничего не могу поделать. Лив Марит Скард и Даг Эдланд живут в одном и том же теле. Мой врач говорит, что это классический случай раздвоения личности, но мне от этого не легче. Только лекарства помогают мне — делают меня самим собой по крайней мере на несколько часов. В конце концов, я сдался и подумал, что будет лучше, если я подчинюсь ей и помогу избавиться от этого привидения, которое разрушило наши жизни. Так произошло возвращение к жизни Лив Марит Скард…

Он горько зарыдал.

Затем он взял себя в руки и попытался вновь обрести свою неустрашимую манеру. Он снова поочередно взглянул на обоих полицейских и произнес почти кокетливо:

— Не хотите же вы сказать, что пришли ко мне и разоблачили меня лишь на основе вашей теории о париках и случайно замеченного лака для ногтей?

— Это называется полицейской работой. — Рюстен произнес это довольно убедительно, как будто давал урок в классе молодых новобранцев полицейской школы. — Капля за каплей падает и точит камень.

— Но у нас было кое-что еще. Мы, собственно, пришли, чтобы вас задержать и сфотографировать.

— Сфотографировать?

— Не только с внешней стороны, но и с внутренней, так сказать.

— Потрудитесь объяснить это, старший инспектор.

— Я уверен в том, что рентгеновские снимки покажут следы переломов различных костей, ребер, пальцев и всего остального, которые совпадут с описанием в истории болезни Лив Марит Скард в больнице в Лиллехаммере, где она лечилась.

Эдланд вытаращил на него глаза, и теперь они наполнились слезами.

— Взгляните… — всхлипнул он и вытянул вперед левую руку. И тут Валманн заметил, что указательный палец наискосок вырастает из другого сустава. — Он наступил на него, несколько раз. Врачам не удалось выпрямить палец. — Он прижал руку с изуродованным пальцем к груди и зарыдал.

Позднее, когда Эдланд успокоился и даже немного поспал, а Валманн и Рюстен тем временем шепотом обсуждали, что делать дальше, Валманн прокашлялся и сказал:

— Я вынужден задать вам еще один вопрос, Эдланд. Это будет неприятный вопрос, но мы подумали, что вы предпочтете ответить на него здесь, нежели в комнате для допросов в полицейском участке.

Эдланд только кивнул, измотанный сеансом допроса двумя полицейскими, продолжавшимся с перерывами около двух часов.

— Я должен спросить вас, Эдланд, почему вы убили Карин Риис?

— Карин? — Он вскочил с дивана с таким видом, как будто его сильно укололи иглой. — Разве я убил Карин?

— Успокойтесь. — Рюстен положил ему на плечо свою тяжелую руку. — Вы рассказали нам все остальное, расскажите и об этом.

— Нет, это невозможно! — Он опять зарыдал.

— Если вы откажетесь, то потом, когда вас будут допрашивать эксперты из Уголовной полиции, будет гораздо хуже. Выхода нет. У нас есть доказательства.

— Доказательства?

— Да, доказательства.

— Что это я убил?.. — У него не хватило сил закончить.

Валманн вздохнул, придвинул к себе пластиковый пакет и достал черные ботинки, грязные и неприглядные.

— Это ваши ботинки?

Эдланд отвернулся.

— Так они ваши?

Ответа не последовало.

— Вы должны ответить мне, Эдланд. Нет смысла молчать. Мы нашли их в вашем мусорном мешке. Вы знаете, что мы можем обнаружить биологические следы, доказывающие, что ботинки принадлежат вам. Волокна с ваших носков или малюсенького кусочка кожи будет достаточно. Своим молчанием вы только нам работы прибавите, а себе — неприятностей со следственными органами. Так это ваши ботинки?