Поющий тростник - [13]

– Вишнякова, прекрати жевать на уроках!

Наташа исподлобья враждебно взглянула на нее, и страшный механизм, рожденный голодом и войной, остановился на минуту и замер.

– Не надо, Наташа, есть на уроках! Не отвлекайся! Пожалуйста, слушай мои объяснения, – испугавшись своего крика, мягко сказала Анна Дмитриевна.

Но слова учительницы не дошли до сознания Наташи, они вдребезги разбились тут же, и снова челюсти принялись за работу, а глаза заходили, как ходики.

Однако, как ни плохо училась Наташа в первом классе, все же кое-что из объяснений учительницы проникло в ее сознание, и после зимних каникул она пришла в школу немного другая. Анна Дмитриевна устроила контрольную по русскому языку, и Наташа, подглядывая к соседке, написала эту контрольную на четверку, хотя Анна Дмитриевна видела, что она контрольную списала. Получив первую хорошую отметку, Наташа глаз не могла оторвать от тетрадки, гладила ее рукой, закрывала и снова открывала, боясь, что четверка может исчезнуть. Эта первая четверка стала для нее открытием, и в следующий раз она сосредоточилась и сама написала новую контрольную, правда на тройку, но эта тройка показалась ей еще дороже, чем та четверка, потому что она принадлежала лишь ей и была ее личным богатством. С русским дело пошло на лад, но по арифметике примеры за нее решала бабушка Настя, Наташа только их начисто переписывала.

Бабушка Настя была их соседкой по квартире, работала дворником и гордилась тем, что в старое время служила нянькой у богатых господ, у одного попа. Была она маленькая, худенькая и чистая старушка, коренная ленинградка, и улицы все называла старыми названиями. Во время работы она с удовольствием чисто мела улицу, убирала на лестницах в своем доме, а придя к себе домой, начинала уборку там. Ее страстью была чистота, и когда в блокаду было трудно с дровами и мылом, она отказывала себе даже в хлебе, чтобы иметь возможность стирать свое белье, меняя хлеб на мыло.

Когда начиналась бомбежка, бабушка Настя принималась за стирку, приговаривая:

– Ты лупи, фашист проклятущий, а мы тебя не боимся: Наталья в куклы играет, а я стираю. Правда, Наталья, не боимся мы его?!

– Не боимся, – тихо отвечала Наташа, укачивая куклу.

– Люблю я, грешным делом, белые тряпочки! – говаривала на кухне бабушка Настя. – Может, я только из-за чистоты-то и выжила. Как чувствую голод – я стирать. И вот не дал господь на тот свет переехать, а теперь я сто лет проживу без блокады-то!

Когда мама работала в ночную смену, Наташа часто перебиралась к бабушке Насте на ночевку. В большой светлой и холодной комнате, украшенной белоснежными с мороза скатертями и простынями, в правом углу под лампадкой проводили вечерние часы старуха и девочка.

– Господи, Исусе Христе, помоги нам выстоять в этой проклятой войне, дай нам хлеба и воды! – быстрым шепотом повторяла Наташа вслед за бабушкой Настей.

Была у бабушки мечта – после войны, когда торговля хлебом пойдет побойчее, поступить работать в булочную. Для пополнения знаний в области арифметики бабушка Настя обменяла трехдневный паек на канцелярские счеты, поскольку без умения считать на счетах ее не соглашались брать в булочную даже при той хорошей протекции, которую составил ей батюшка из Невской лавры, ее старинный друг, в далеком прошлом – ее хозяин.

Бабушка Настя очень гордилась своими счетами, а Наташе даже не давала до них дотронуться.

– Сегодня ко мне придет отец Феодор, будет меня на счетах учить, – сказала она Наташе, – ты тоже приходи, послушаешь – может, я чего не пойму, так ты запомнишь, ум у тебя цепкий.

Пришел отец Феодор, в черной рясе и с большим крестом на животе. Окропил святой водой комнату бабушки Насти, благословил хозяйку комнаты, на Наташу не обратил никакого внимания, словно ее здесь и не было. Поговорили старые друзья между собой, прошлое поворошили, а потом отец Феодор показал, как на счетах считать. Сначала он показал, как складывать, хотел показать, как вычитать и множить, но бабушка Настя воспротивилась:

– Незачем мне голову забивать! Вы все-таки, отец

Феодор, напишите мне по порядку на бумаге – как складывать. Я каждый день повторять буду.

Отец Феодор написал руководство на пяти листах. Бабушка Настя вытащила из буфета двести граммов сахару – месячную норму.

– Спасибо, отец Феодор, за науку! Выпьете чайку за память мою долгую!

– Эх, дни наши – трава! – сказал отец Феодор, но сахар взял.

– Зачем он сахар взял? – недовольно спросила Наташа, когда за отцом Феодором захлопнулась дверь.

– Полагается ему за совет, за мое устройство будущее. Хоть и старинный друг, а надо! Эх, кабы живы были мои сыновья, Артем да Вася, так была бы у меня, сердечной, другая жизнь – с просветом. Ну иди, Наталья, иди! Мне заниматься надо, как еще разберу почерк отца Феодора?!

Когда Наташа пошла в школу, бабушка Настя полностью одолела науку сложения. Больше всего она любила складывать и не признавала остальных действий арифметики. Придя с работы, бабушка Настя чисто – как хирург – мыла руки, садилась к столу и начинала свой бухгалтерский учет.

– Мы ему, фашисту, приплюсуем двух моих сыновей, Артема и Васю, безвременно погибших на Волховском фронте, твою, Наталья, чесотку, отца твоего, Савелия, – золотой был мужик, зиму сорок первого, сахар в земле у Бадаевских, твою мать – старуху в тридцать лет и вдову к тому же, и все наше общее горе. По моим подсчетам, всего десять больших напастей. Ну а теперь неси свою арифметику, руки чешутся – посчитать охота что-нибудь новенькое!