Поющие камни - [15]

Слева по берегу маячила какая-то рыбацкая деревушка. Полузатопленное судно, вне всяких сомнений, давно уже заметили, и наверняка выслали соглядатаев – посмотреть, чем там можно поживиться. У всех жителей побережий мораль общая, кем бы они там себя ни считали – христианами, мусульманами, язычниками.

Граф Гумфрид был христианским правителем, но среди гребцов дромона имелось множество язычников, северных дикарей норманнов, с которыми Рольф Кривая Секира быстро нашел общий язык. Попадать в руки барселонского графа им вовсе не улыбалось, ибо достигавшие здешних берегов викинги грабили отнюдь не только одних мусульман. Доставалось и христианам, не испытывавших к северным людям никаких нежных чувств.

Как и следовало ожидать, мнения освободившихся рабов разделись. Большинство собиралось вернуться домой, ну а те, чей дом было далеко, находились в глубоких раздумьях. Что делать? Поступить ли на службу к христианину Гумфриду или пойти послужить во флот властелина мавританской Испании Мухаммеда? Или просто-напросто объявить себя «гази» – искателями удачи на свой страх и риск? В общем-то таковыми беглецы сейчас и являлись.

Беспокойные волны бились о борт корабля, увы, уже непригодного для плаванья без доброго ремонта, который в этих местах вряд ли кто мог ему дать.

– Кто хочет уйти – пусть уходит, – усевшись на плоский камень, негромко заявил Иванов. – Держать силой не будем никого.

Бен Лазар согласно тряхнул кудрями, добавив, что и тем, кто останется, хорошо бы убраться отсюда как можно быстрее.

Мотнул головою и Рольф:

– Пусть те, кто уходит – уйдут. А мы уж потом разберемся.

Ушла почти половина ватаги. Те, кто остались в живых. Кто-то угодил в рабство случайно и собирался выкупиться, кто-то надеялся на помощь родных стен, а кое-кто – имелись и такие – всерьез собирались принять ислам, а значит – получить свободу.

Как пояснил Бен Лазар, мавры вовсе не стремились к обращению покоренных народов в свою веру, предоставляя покоренным народам право: либо принять ислам, либо платить подушную подать (сверх поземельного налога). Завоеватели, предпочитая земные выгоды интересам религиозным, считали, что не стоит силой приобщать к исламу покоренные народы, тем самым лишаясь добавочных податей. За теми, кто подчинился, мавры признали право собственности на все их имущество с обязательством платить поземельный налог с пахотных земель и с земель, засаженных плодовыми деревьями. То же самое касалось и монастырей, куда «со своим уставом» не лезли. С невольниками мавры обращались довольно-таки мягко, а кто из рабов переходил в ислам – тот становился свободным.

Вереница бывших рабов потянулась к холмам… причем несколько человек, посовещавшись, зашагали к деревне.

– Дураки, – глянув им вслед, с ухмылкой бросил Рольф Кривая Секира. – Деревенские схватят их и снова продадут в рабство.

– Может, и не продадут, – Бен Лазар пригладил непокорную шевелюру и сожалением посмотрел на дромон, напоминавший выброшенного на берег кита – издыхающего исполина. – Они христиане и, вполне возможно, помогут своим единоверцам, не требуя ничего взамен. А, может – и захотят нажиться. Как кости лягут.

– Чьи кости? – непонимающе моргнул Иванов.

Торговец улыбнулся:

– Игральные, господин Гендальф. Игральные. Ах, помнится, как-то раз, в Малаге, я чуть было не выиграл целый корабль с пряностями!

– Пора уходить, друг, – на плечо Геннадия опустилась тяжелая рука Рольфа. – Во-он к тем холмам. Думаю, там найдется, где укрыться хотя бы на время.

От всей ватаги осталась всего-то дюжина человек, вооруженных прихваченными на дромоне копьями, секирами и мечами. Геннадий с Рольфом и Бен Лазаром, еще четверо данов, остальные – лица, национальности неопределенной, в их числе и тщедушный парнишка Херульф из Толедо.

– Этого хорошо бы прогнать, – кивнув на подростка, Кривая Секира подмигнул Гене и взял за локоть торговца:

– Скажи ему, чтоб уходил. Нам не нужны слабые.

Пожав плечами, Бен Лазар схватил Херульфа за руку и что-то сказал, видать, перевел слова викинга.

Дернув головой, парнишка с мольбою упал на колени. В блестящих карих глазах его вспыхнул самый настоящий ужас! Подросток что-то залопотал, склонился, касаясь каменистой почвы грязными спутанными волосами.

– Не хочет уходить, – перевел торговец. – Просит оставить.

– Не хочет – убьем, – викинг меланхолично сплюнул. – Сдалась нам эта обуза! Так и скажи, Бен…

– Постойте, – подумав, решительно вмешался Геннадий. – Я полагаю, нельзя вот так запросто прогонять человека. Мы же о нем ничего не знаем? А вдруг он чем-то окажется полезен?

– Да чем, друг?

– И все же, Бен, спроси – чем он занимался до того, как угодил в рабы? Какое ремесло ведает?

Мальчишка оказался садовником. Родителей он не помнил и всю жизнь провел в слугах у одного богатого мавра, от которого потом сбежал, не вынеся побоев и издевательств.

– Садовник! – хмыкнул Рольф. – Тоже еще – ремесло.

– Но он все же сбежал – значит, решительный.

– Но попался, значит – дурак.

– Так вообще-то мы все попались.

Махнув рукой, викинг не стал больше спорить, и обрадованный Херульф зашагал вместе с остатками ватаги, стараясь держаться поближе к Геннадию и Бен Лазару. Беглецы шли быстро, устраивая лишь кратковременные передышки, а ближе к вечеру выбрали удобное для ночлега место близ глубокой расщелины, поросшей густыми зарослями самшита и тамариска.