Пойти в политику и вернуться - [26]

Я никогда не был сторонником разгона КГБ. Хотя примерно в это время вышло мое интервью в «Московском комсомольце» под заголовком «КГБ СССР должен быть ликвидирован». Скандал был большой. Но речь шла, конечно, не о ликвидации, а о реорганизации самой главной спецслужбы страны. С одной стороны, я был уверен, что жестко реформировать «контору» необходимо, разделив на несколько структур, с другой – не сомневался, что надо сохранить профессионалов, дать им возможность работать.

Когда мы готовились к созданию российского КГБ и работали над соответствующими законопроектами, я, как председатель комитета по обороне и безопасности, вместе с Ельциным часто бывал на ведомственных совещаниях. Слушал выступления руководителей КГБ СССР. И вот что показательно, многие из них отлично понимали, что страна катится в пропасть, трезво оценивали экономическую и политическую ситуацию. Доклады, которые я слышал на этих совещаниях, были очень жесткими. Иногда мне даже казалось, что выступающие специально подыгрывают Ельцину, стараясь заручиться его поддержкой.

Конечно, на верхушке КГБ лежала большая ответственность за то, что произошло в августе, и никто их выгораживать не собирался. Собственно, все высшие чины Лубянки и были отправлены в отставку. Среди них и глава московского КГБ генерал-полковник Прилуков. Ему инкриминировалось активное участие в путче. В материалах служебного расследования указывалось, что Крючков ознакомил его 17 августа «с основным замыслом заговора и, начиная с 18 августа, осуществлял практические меры по участию в его реализации с использованием сил и средств УКГБ СССР, принимал личное участие во всех совещаниях у руководства КГБ СССР и в МО СССР, где разрабатывались конкретные мероприятия по использованию войск, спецназа и оперативного состава в г. Москве, отдавал указания по их исполнению своим заместителям». Примерно тогда же были уволены 40 руководителей территориальных органов. Многие ушли по собственному желанию. И, кстати, вскоре очень преуспели в коммерческой деятельности, причем не только в легальной, моментально забыв все коммунистические идеалы.

При этом с рядовыми исполнителями, оперативным составом можно и нужно было работать. Это же обычные люди, которые не имели никакого отношения к идеологии «чекизма», просто профессионально занимались оперативно-разыскной деятельностью, которую ведут все спецслужбы миры от ФБР до «Моссада».

Если бы комиссию возглавлял не я, а человек с другой биографией – пострадавший от КГБ, отсидевший, – возможно, он вел бы себя более радикально. Но я с «конторой» никогда до этого не сталкивался. Если не считать нашего особого отдела. Сам был военным, понимал, что такое приказ и команда старшего по званию. Надо сказать, что мои коллеги по комиссии в целом разделяли мою позицию. А для меня их оценки были очень важны. Со мной же работали люди со своими твердыми убеждениями, принципиальные и независимые, их невозможно было «построить». Тот же Юрий Рыжов, академик, специалист по гидродинамике, интеллектуал, в будущем посол России во Франции. Или Константин Лубенченко – юрист очень высокого класса, один из самых ярких народных депутатов СССР. Практически каждый день после работы мы собирались, сидели и долго разговаривали. Это были своего рода мозговые штурмы. Лубенченко обязательно рисовал что-то, иногда наши физиономии. Обстановка неформальная. Но проблемы, которые мы обсуждали, были очень серьезными и не сиюминутными. Эти мозговые штурмы очень помогли мне не потонуть в текущих делах, а думать о перспективе. То есть о таких принципиально важных для будущего страны вещах, как роль спецслужб в демократическом государстве, законодательная регламентация их работы, парламентский контроль.

На Лубянке мне выделили кабинет первого заместителя Крючкова – генерала Агеева. Кабинет был большой, с комнатой отдыха, которая оказалась очень кстати, ведь я почти две недели прямо там и жил, только на перевязки в больницу выбирался. Стояла осень, погода была скверная, и мне с моей покалеченной ногой добираться до гостиницы было нелегко, хотя она была совсем рядом. Зачем мучиться, если в комнате отдыха стоит нормальная кровать, можно принять душ, а помощницы всегда готовы принести чай или кофе с бутербродами? Когда через два года меня назначили первым заместителем министра безопасности, я вернулся в этот же кабинет, и девушки те же… Тогда же осенью 91-го года они кормили всех, кто входил в нашу комиссию. Мы обычно перекусывали прямо в моем рабочем кабинете. Девочки едва успевали менять чашки – команда была немаленькой.

Форму я не носил. Если выходил из здания, то возвращался через центральный подъезд, ковылял на костылях, поднимался в лифте, ловя на себе недоуменные взгляды чекистов, многие из которых меня в лицо не знали. В коридорах Лубянки царила растерянность. Прежний начальник в тюрьме, новый настроен жестко, партком распущен… Реакция на перемены – традиционная для нашей страны: рядовые сотрудники спасаются от тревожных мыслей водкой – каждый день из туалетов выгребали горы пустых бутылок.

Я сразу же попросил недавно назначенного председателем КГБ СССР Вадима Бакатина дать мне возможность встретиться со всем руководством комитета. Пригласил поучаствовать в этих встречах и Бакатина, но он прислал вместо себя своего нового заместителя Николая Столярова, в недавнем прошлом преподавателя Академии ВВС имени Юрия Гагарина.