Элли было больно слышать его обвинения, но она сжала руки и напомнила себе, что сама достаточно терзала себя все эти годы. Сейчас нет смысла снова переживать все заново. Жизнь продолжается. И она должна двигаться дальше. Пусть Николай не хочет этого понять и признать за ней право на спокойную жизнь. Но как ужасно сознавать, что он до сих пор винил ее в случившемся и жаждал мести!
— Я бы не допустила того, чтобы девочка пострадала. Я ее обожала! Я… — Элли покачала головой.
— Что?
— Я любила ее… Я и сейчас люблю Арину.
Было очевидно, что Николай не слышит ее, и зачем тогда продолжать все эти ненужные объяснения? Однако Элли, как психолог и человек, которому было не чуждо понятие сострадания, напомнила себе о том, что не имеет права забывать о чувствах Николая и пренебрегать ими. Им двигала любовь и скорбь: он потерял единственного брата и пережил ужас от мысли, что могла погибнуть маленькая племянница. Надо простить ему и гнев, и обиду. Ведь не в ее силах помочь Николаю, она сама не знает, что случилось в тот страшный день. С другой стороны, со дня аварии прошло целых пять лет, а он продолжал цепляться за прошлое. Чего Николай намеревался добиться своим вторжением в ее жизнь?
И что ждал от нее? Что она откажется от своего будущего, потому что ей повезло — она выжила, а Саша нет? Ему хотелось наказать ее за это «везение»? Элли не сомневалась, что, по мнению Николая, ей удалось построить за прошедшие годы успешную карьеру, и его раздражал этот факт. Ирония заключалась в том, что она никогда не стремилась к успеху и всегда в первую очередь думала о помощи, которую может оказать людям. Радость ей приносила только благодарная улыбка пациента. И как можно радоваться успеху, если вокруг еще столько людей, нуждающихся в помощи?
— Я понимаю, насколько тебе необходимо узнать, что произошло в тот день. Поверь мне. — Она сочувственно пожала плечами.
И вдруг сумасшедшая мысль закралась ей в голову. А вдруг получится? Только осмелится ли она рискнуть.
Старший из братьев Голицыных всегда оставался для нее загадкой. Он производил впечатление человека сдержанного, замкнутого и неразговорчивого. Иногда у Элли возникало желание узнать, что скрывается за явно намеренно выстроенной стеной, и сможет ли кто-нибудь преодолеть этот психологический барьер. Изредка ей удавалось наблюдать удивительные перемены в нем, которые происходили в тот момент, когда Николай думал, что остался один на один с племянницей. В нем появлялась теплота и заботливость, даже нежность, которые, казалось, ему совсем не были свойственны. Его преображение интриговало Элли и возбуждало в ней интерес к этому загадочному человеку. Ее тянуло отыскать те стороны характера Николая, которые тот прятал за образом волевого и независимого человека. И вот теперь подобное желание вновь проснулось в ней.
— Думаешь, я сама не хочу узнать, что произошло? Я чувствую себя ужасно, как будто часть меня куда-то пропала и на этом месте зияет пустота, которую я никак не могу заполнить. Моя жизнь едва не оборвалась, а я даже не знаю причин. Я только знаю… что никогда не стану прежней. Даже если все вспомню…
Николай засунул руки в карманы и тяжело вздохнул, но и следа сочувствия Элли на его лице не заметила.
— Вернулась ли к тебе твоя память или нет, у нас с тобой есть дела, которые нам надо выяснить. Я думаю, ты сама это прекрасно понимаешь. — Он сжал зубы. — Скоро ты поймешь, что твое бегство не может не иметь последствий, Элизабет.
— Каких последствий? — побледнела Элли.
— Сейчас я должен идти, но я зарезервировал столик в ресторане отеля. Мы с тобой поужинаем вместе через два часа. И возражений я не принимаю. Буду ждать тебя в ресторане. — В этот момент в дверь постучали, и, уже не в состоянии скрыть своего нетерпения, Николай посмотрел на часы. — Да!
Вошел огромных размеров, похожий на шкаф мужчина с бритой головой. Элли вспомнила, что подобного рода люди входили в число сотрудников Николая. Большинство из них были русскими и занимались обеспечением его безопасности. Мужчины перебросились несколькими словами по-русски, и «шкаф» вышел.
— Я уже опаздываю на следующую встречу, — проворчал Николай, как будто в этом была целиком вина Элли.
Посмотрев на него, она нервно закрутила пуговицу своего жакета.
— Ты говоришь так, будто хочешь отомстить мне. Это так?
Еще не закончив мысль, Элли задрожала. К ужасу Элли, Николай заметил, как сильно она волнуется, и хищно улыбнулся:
— Доктор Лайонс, ты можешь называть мое желание как угодно. Давай, задействуй психоанализ и прочие штучки. Только знай, Элизабет, тебе придется за все заплатить. И заплатить сполна!
Погрозив ей пальцем, он быстро прошел мимо и вышел из комнаты.
