Поймать лисицу - [16]

— До тех пор пока не прогоним фашистов с нашей земли, — завершает она.

Лицо ее приобретает суровое выражение, это уже не прежняя милая, улыбающаяся Дарья, а совсем иной человек… Йоле переводит разговор на другую тему… Ну вот, например, приходилось ли ей ездить на грузовике?.. Девушка смеется звонко, весело.

— Приходилось, Йоле, — отвечает она. — И на грузовике, и на поезде, и на телеге, и на велосипеде… Только вот на самолете не пришлось. — Она подняла улыбающееся лицо, посмотрела в небо и добавила серьезно: — На самолете полечу, когда мы освободим нашу страну.

— А меня возьмешь?

— Конечно, Йоле, — весело ответила она, вскочила и нежно взлохматила его кудри. — Я приеду за тобой. И спрошу: где тут мой друг Йоле? Возьму тебя, и мы поедем на аэродром. А потом сядем в самолет — и до свидания!.. — Она прижала его голову к груди, задумчиво глядя вдаль.

Йоле стоял с наклоненной головой, боясь шевельнуться, вдыхая нежный запах ее кожи, смешанный с запахом мыла.

— Дарья, — пробормотал мальчик, не в силах ничего больше сказать.

В этом «Дарья» прозвучало все, что пережил он за свои тринадцать лет — и радостного, и печального.

— Я хочу тебе что-нибудь подарить на память, — сказала девушка, скрываясь в палатке. — Чтобы ты вспоминал обо мне, когда мы уйдем.

Йоле не двинулся с места. Ему хотелось запомнить этот нежный запах, это ощущение счастья, переполнявшего душу.

Дарья вернулась с тетрадкой, раскрыла ее и на первой странице булавкой приколола свою фотографию.

— Дарю тебе свою фотографию с надписью, — сказала она и положила тетрадку на колени. Немного подумала, взглянула на него, улыбнулась и написала, повторяя вслух: — Моему маленькому другу Йоле, на память. Дарья.

Девушка протянула ему тетрадку. В глазах ее светилась любовь. Неожиданно для самого себя мальчик обнял ее, поцеловал в щеку и, зажав в руке тетрадку с карандашом, бросился бежать. Останься он хоть на секунду, он бы расплакался.

Йоле знал, что через два дня партизаны уходят. И каждый раз, когда вспоминал об этом, сердце его болезненно сжималось. Он забивался куда-нибудь в укромное местечко во дворе, в хлеву или уходил в поле, не желая ни с кем делиться своей болью. Избегал встреч с Дарьей, а когда видел ее, вспоминал, что она скоро уходит, и ему хотелось плакать. Он поручил Раде помогать ей, а сам издали следил за каждым ее движением.

За день до ухода партизан Йоле обошел всех своих родственников, живших в разных концах деревни. И у каждой из теток что-нибудь выклянчил: горсть орехов, яблоко, засохший пряник. Все это завернул в материн платок и незаметно положил на постель Дарьи.

Он тайком наблюдал за ней. Ничто не укрылось от его взгляда: он видел, как она упаковывает санитарные принадлежности, как ухаживает за ранеными, как разговаривает с его матерью. «Пусто без нее будет», — думал мальчик. Он строгал ножиком дощечку и вдруг, ошеломленный, опустил руку: а ведь он-то ей так ничего и не подарил… Что же будет напоминать ей о нем?

Йоле перерыл все свои вещи. Но не попадалось ничего достойного внимания: кусок проволоки, гвозди, обрывок старой газеты. Он вывернул карманы — веревочки, какая-то тряпка, дощечка, которую он начал было строгать… Мальчик повертел дощечку в руках, внимательно к ней приглядываясь. Это был кусочек орехового дерева с зазубринами по краям. У него мелькнула мысль: «Вырежу свое имя…»

Партизаны уходили, и вместе с ними улетала та самая, хорошо знакомая песня, а Йоле все сидел и вырезал на дощечке свое имя.

Он нагнал их за околицей. Поравнялся с санитарной повозкой. Дарья улыбнулась, и все вокруг засияло от этой улыбки.

— А я подумала, мой дружок меня позабыл…

— Я тебя никогда не забуду, — выпалил Йоле.

Ему очень хотелось добавить: «До конца своей жизни». Но произнести это он не смог. Если бы сказал, то наверняка бы разрыдался. Молча сунул дощечку ей в руку.

Дарья раскрыла ладонь. На дощечке неровно, детскими буквами было вырезано: «Йоле».

— Вот спасибо, — улыбнулась она. — Это будет мой талисман на время войны. — Она расстегнула пуговицу на блузке и опустила дощечку за пазуху.

Йоле не осмеливался взглянуть на девушку, с трудом сдерживая слезы. Кто-то позвал Дарью.

— Давай прощаться, Йоле. Наши уже ушли.

Глаза мальчика наполнились слезами.

— Только не погибни, как мой Райко, — попросил он, и рыдания сдавили ему горло.

Она остановилась, посмотрела на него серьезно и вдруг заплакала.

— Не погибну, Йоле. Обещаю тебе.

Наклонилась, быстро поцеловала его и побежала за колонной.

Она удалялась, унося с собой что-то невообразимо прекрасное. Позже в деревню приходили свои и чужие, он видел множество лиц, но ее лицо было единственным — оно постоянно стояло перед глазами.

И когда ему казалось, что оно ему только приснилось, мальчик вскакивал и бежал к своему тайнику, где была спрятана тетрадка с фотографией. Раскрывал ее и подолгу смотрел в глаза девушки.

Потом, вздохнув, снова прятал тетрадь, уверенный, что не выдумал Дарью, что она была на самом деле.

Даринка

Когда Йоле стоит на верху стога, он испытывает удивительное чувство — он высоко-высоко, выше всех. И видит дальше всех. И небо к нему ближе. Кажется, все вокруг принадлежит ему. Люди удивляются, как здорово у него получается стог — гладенький, точно яичко, а он растет вместе со стогом, старается, только бы услышать: «Никто не умеет так, как Йоле. Ей-богу, настоящий мастер. Второго такого в округе не сыщешь».