Пойманное солнце - [39]

«Ни один ученый или художник не совершенен. Мудры простые люди, ибо только они многое узнают из своей тяжелой жизни; поэтому учиться нужно у них».

«Век науки не вытеснит сказку, она всегда будет жить в народе, особенно у нас в Индии».

Доктор Закир Хусейн говорил по-немецки, когда мы сидели друг против друга в его комнате. В молодые годы он был преподавателем в Национальном мусульманском университете^{64} и оттуда поехал за границу, чтобы совершенствовать свои знания. Как стороннику Ганди англичане выдали ему паспорт с визой: «Только на въезд в Англию». Но Закир Хусейн сошел с корабля в Неаполе и поехал в Германию. В Берлине ему разрешили продолжать свое образование в течение… трех недель, которые потом растянулись на три учебных года в Берлинском университете. В результате Закир Хусейн получил ученую степень доктора философии.

В Германии он издал биографию Ганди и — для Национального мусульманского университета, с которым поддерживал связь и за границей, — «Диван-и-Галиб», большую поэму глубоко почитаемого им классика литературы урду^{65}. Прекрасный переплет книги и шрифт были его творением. Только немногие знали, что большую часть текста он набрал сам в берлинской типографии. В 1926 году доктор Хусейн возвратился на родину и принял участие на стороне Ганди и его друга Неру в борьбе за освобождение Индии от британского господства. Ему было всего лишь двадцать девять лет, когда он занял должность ректора Национального мусульманского университета. Здесь Закир Хусейн работал до 1947 года, когда страна получила независимость.

Университет расширялся, и этим он был обязан усилиям ректора, а также доцентов и студентов. Доктор Хусейн и его коллеги решили, что будут получать ежемесячно всего лишь семьдесят пять рупий, пока англичане хозяйничают в стране. Он сам стирал свое белье, сам чистил ботинки. Часто он ложился спать голодным.-

Вместе с преподавателями и студентами университета Хусейн закладывал фундаменты новых зданий, сажал деревья, копал колодцы, разбивал скверы, строил дороги. Он был ректором, писарем, секретарем и строителем. Национальный мусульманский университет рос благодаря ему, и он рос вместе с университетом.

С 1938 года доктор Хусейн — руководитель плана Ганди по начальному народному образованию. После освобождения Индии он был членом верхней палаты парламента Индии, в 1962 году — был избран вице-президентом, а в 1967 году — президентом.

Я бродил в лабиринте узких переулков, мои мысли были заняты предстоящей встречей, и я почувствовал, что мое внутреннее напряжение спало. Медленно шел я по шумным улицам, вливаясь в общий поток. День как-то прошел: фильм, музыка, мимолетное знакомство в кафе на Коннаут-Плейс. Около шести часов вечера в баре отеля «Джан-Патх» я ждал машину, которая должна была отвезти меня в президентский дворец. Я старался ни о чем не думать, в надежде обрести хладнокровие, которое так необходимо перед большой, напряженной беседой. Разве я не бывал уже во многих дворцах, начиная с Сан-Сусси и кончая Агрой или Траванкуром? Я перебирал в памяти и вспоминал множество названий замков и дворцов, где уже бывал.

К счастью, ожидание длилось недолго, дверь отворилась, и появился заместитель начальника нашей торговой миссии Л. Венцель, который должен был меня сопровождать. Я не был с ним знаком, но его присутствие подействовало на меня успокаивающе. Мы подошли к бесшумно подъехавшему автомобилю, портье открыл дверцу, и мы сели. В машине была приятная прохлада. Мы проехали по оживленной Джан-Патх и через каменные ворота направились к правительственному кварталу.

В тот день нам встретилось мало автомашин; матовый свет подсвечивал вечернее небо, мы увидели купол, который венчает дворец «Раштрапати бхаван», поднялись по пологому склону асфальтированной улицы и через кованые железные ворота, миновав отдававших честь солдат, попали в уединение садов, парков и фонтанов. Узкий глухой коридор вел в секретариат президента. Я пытался собрать свои мысли. Неожиданно вспомнилось высказывание доктора Закира Хусейна: «Придет время, когда власть будет нужна только для моральных целей».

Коридору, казалось, не было конца, и я вздохнул с облегчением, когда мы наконец вошли в обычную комнату с письменным столом и с портретами Неру, Радхакришнана^{66} и Шастри^{67}. Нас встретил молодой офицер, производивший впечатление умного человека. Он попросил нас подождать. Мы приехали, как я убедился, взглянув на часы, точно минута в минуту. Зазвонил телефон, и офицер сообщил, что президент нас ждет.

Мы снова шли по ковру мимо многочисленных комнат, пока перед нами не открылась дверь. Войдя в уютное помещение, мы остановились перед доктором Закиром Хусейном, который подал нам руку и предложил сесть. Под ярким светом хрустальной люстры было, пожалуй, еще тише, чем во всем огромном дворце. На стене над рабочим столом президента висело зеркало; потолок пастельных тонов был украшен орнаментом. Кабинет был не очень большой, но и не маленький, а точно такой, какой и должен быть у президента. Он стоял перед нами в длинном белом одеянии и белой шапочке, ничуть не изменившийся за последние два года, только, пожалуй, немного более усталый, несмотря на прямую фигуру, чем тогда, в доме на Маулана-Роуд. Мы сели напротив, и президент спросил, на каком языке мы хотим говорить — на немецком или на английском.