Появление Сесса - [25]

Мы записали свистки на пленку, нашли себе на память гладкую круглую палочку известняка — их высверливали для закладки динамита, после чего, полные мыслей о поездах, сорвавшихся с тормозов, о стихах Роберта Сервиса и (это касалось только Чарльза) воспоминаниями о днях, когда ему было шесть лет, мы вновь переехали реку Кикинг-Хорс — Брыкающуюся Лошадь, как ее назвал человек, нанесший ее на карту, в честь лошади, которая сбросила его в воду, — и вернулись в Альберту. И почти сразу же встретились с лосем.

Вот так, без всяких хлопот. «Обязательно остановитесь, если увидите машины у обочины, — предупредил нас сотрудник парка в Джаспере. — Это значит, что кто-то увидел что-то интересное».

И когда мы увидели три машины на обочине шоссе в Банф, Чарльз притормозил, и, пока он маневрировал, чтобы припарковать фургон (фургон ведь был не наш, и Чарльз всегда проявлял крайнюю осторожность), я выскочила, вооружившись фотоаппаратом, и на цыпочках устремилась к деревьям. Не помню, что именно я думала увидеть. Во всяком случае, не медведя — не то люди остались бы в машинах, но машины были пусты. Оленя? Олениху с парочкой пятнистых оленят? В лесах они никого не подпускали к себе близко, но в парках были гораздо менее пугливыми.

Как и огромный лось, который, когда я обогнула вторую ель, оказался на поляне прямо передо мной. Безобразен?! Глянцевитая черная шерсть, высота добрых семнадцать ладоней, изящнейшие задние ноги, как у скаковой лошади… Лось — несравненный красавец! Если бы мы встретились не в парке, лось тут же обратился бы в бегство. Да и в парке они чаще всего убегают. Но у этого, несомненно, достало ума понять, что здесь люди всего лишь смотрят на него, а потому он продолжал ощипывать ветки.

И позволил мне фотографировать себя, не обращая внимания на щелчки фотоаппарата, и переходил с места на место с величавостью монарха леса, каким он и был. Чарльз, благополучно припарковав фургон, подкрался ко мне сзади и шепнул:

— Бога ради, как ты могла подойти так близко! Тебя же предупреждали, что они опасны! — И добавил, глядя на лося, который застыл, словно позируя художнику-анималисту: — Быстрей! Это надо снять. Дай аппарат!

Все получилось отлично. Теперь к лосю между деревьев подкрадывались другие люди — трое или четверо, — держа фотоаппараты на уровне глаз. Нам очень повезло. Чарльз притормозил точно напротив лося, так что я вышла прямо на него, пока остальные крались наискосок. Да, очень повезло, потому что первым крался толстячок с кинокамерой, и едва лось услышал ее жужжание, как с неторопливым достоинством начал удаляться. Толстячок поспешил за ним. Лось продолжал удаляться. Толстячок следовал за ним шагах в шести, увлеченно жужжа кинокамерой.

— Счастье, что лось ручной, — сказал кто-то из опасливых фотографов. — Ух как этот жирняга улепетывал бы!

Только лось ведь вовсе не был ручным, а всего лишь терпеливым. И вскоре ему надоело отступать, он опустил рога и ринулся в атаку. Так что жирняге пришлось-таки броситься наутек. Вижу словно сейчас, как он в рубашке в красную клеточку и шортах мчится между деревьями, а камера и сумка с принадлежностями летят на своих ремнях горизонтально за его плечами. Ну, просто кадр из фильма Мака Сеннета, в котором все друг за другом гоняются. И лось, наклонив голову, нагоняет его.

К счастью для толстячка, лось сохранил хорошее настроение и бежал вполсилы, точно лошадь, отгоняющая надоедливую собачонку. Затем, когда толстячок — и поделом ему! — очутился на древесном суку, лось неторопливо удалился в лес. Величавый черный силуэт слился с деревьями и исчез.

— Жалко, что у нас не было кинокамеры снять, как удирал этот толстяк, — сказала я.

— Черт! — восторженно воскликнул Чарльз. — Какого лося мы увидели!

Потом мы видели их еще несколько. Но всегда вдали — на болоте или на расчистках по берегам озер. Но не такого красавца и не с такого сказочно близкого расстояния. Нам выпал один шанс на миллион.

Как и в случае с росомахой. Однако эта встреча была еще в будущем. А пока наш желто-белый фургон с розовой розой, эмблемой Альберты, на номерах доставил нас лишь с редкими аварийными остановками, когда в жилом помещении у нас за спиной распахивалась дверца какого-нибудь шкафчика и из него вываливались либо сковородки с нижней полки, либо консервы с верхней (единственный недостаток, который нам удалось обнаружить в нашем фургоне: ненадежные задвижки на дверцах)… доставил нас в Банф по берегу красивейшей реки Боу в Калгари, а оттуда на юг по шоссе, заменившем старинную дорогу на Форт-Маклеод, и круто на запад в предгорья Скалистых гор.

Теперь мы оказались в знакомом краю. Вот то самое место, где в прошлый наш приезд мы остановились полюбоваться хребтами при луне и перед нами на дорогу вышел койот. А впереди на пересечении нескольких дорог стояла небольшая белая школа, обшитая тесом… Не на деревенской улице, где вроде бы место школе, а в безмятежном одиночестве на склоне.

На белой деревянной колоколенке все еще висел школьный колокол, теперь хранящий безмолвие, а внутри красовалась большая пузатая печка, которая зимой согревала единственный класс. Сколько детей учили тут уроки — над ручьем с бобровой плотиной! Сколько взрослых чаепитий и молитвенных собраний видели эти стены в дни, когда до ближайшего города можно было добираться только на лошадях! Уже много лет школа стояла пустая, но окрестные жители берегли ее как любимую достопримечательность.