Повстанцы - [51]
После ухода дочери долго копался в углу, потом вбежал в хату, поднял крик из-за пропавшей бутылки. Видно, собирался кого-то угостить.
— Этого еще не хватало! — орал он на дочерей и жену. — Которая из вас водку взяла? Небось, парням споили? Уж не ты ли ухватила, как в углах заметала? — набросился он на Катре.
Та клялась, что в глаза не видела никакой бутылки. Подозрение пало на Ионаса — его как раз не было дома. Когда улеглась злость, отец заговорил уже более мирно.
— Плохие вести слыхал. Только чтоб у меня язык за зубами, никому ни слова! Завтра-послезавтра гости пожалуют.
Женщины не поняли. Какие гости?..
— Чего ты мудришь, отец, — одернула его старуха. — Может, шутки шутишь?
Но отец залился злобным смехом:
— И вовсе не шучу. С плетками, нагайками, розгами — вот какие гости! Роту солдат и драгунский эскадрон присылают — нас на барщину гнать. Всё из-за Бальсиса, Пранайтиса, Моркуса и других негодников. Из-за них и безвинным влепят.
Как колом по голове, оглушили Катре отцовские слова. На селе уже некоторое время толковали, что в других поместьях солдаты усмиряют мужиков. Неужто и здесь это будет? Но самое главное — Пятрас. Бежать, упредить его? Завтра на рассвете он отправляется в Пабярже. Сказать, чтоб не возвращался? Нет. Только услышит — наверно, не пойдет в Пабярже, а останется со своими. Пускай лучше не знает и уходит. Чтоб другой кто не передал. А многим ли про то известно?
— Кто это говорил, отец? В кузнице толковали? Может, неправда?
— Не в кузнице. А кто мне говорил, не твое дело.
Немного помолчав, отец обратился к ней:
— Катре, а не лучше ли тебе сегодня-завтра с утра в поместье пойти? Тут всяко может выйти. Побудешь у пана, и нам бы поспокойнее.
Но у девушки внезапно прорвалась неудержимая ярость:
— Не пойду, хоть на куски рубите! Ни о чем еще не столковались, паненка не приехала. Куда я там денусь? Пану хотите меня сдать? Чтоб вышло со мной, как с Евуте? Не управитель ли наврал про солдат?
Гневные слезы катились по ее лицу, а мать громко запричитала. Отец не выдержал, стукнул кулаком по столу:
— Балаболка! По вожжам соскучилась? Ладно, не ходи. Пускай тебя драгун розгами причешет. Будешь посговорчивей.
Догадка, что все это — управительская брехня, успокоила Катре, и она ждала завтрашнего дня уже без тревоги.
День рассвел не холодный, но хмурый, неласковый. На полях белел туман, временами моросил дробный дождик. Пашни еще вязкие, и дома тоже нет особой работы. Шиленские крестьяне бродили как неприкаянные, а иные в приклетках или на сеновалах вили путы, поправляли грабли, оглядывали телеги.
Кедулис с утра снова ушел в кузницу, приказав женщинам без надобности носа на улицу не высовывать. Ионаса хотел послать в Сурвилишкис за солью, но тот, услыхав от матери и сестер, что здесь чего-то ждут, не послушался и отправился потолковать с Казисом Янкаускасом.
Весть о том, что Скродский вызвал солдат, уже разлетелась по селу. Катрите после ухода отца забежала к Бальсисам. Гене и Онуте были настроены воинственно. Пятрас, ничего не подозревая, спозаранку отправился в Пабярже. Винцас рассчитывал заменить старшего брата. Пятрас, наверно, не струсил бы и размышлял бы теперь, как от войска отбиться. Охваченные тревогой, пошли советоваться: Винцас — к Янкаускасам, а отец — к Даубарасам. К старому Даубарасу часто обращались не только соседи, но и из ближних сел. Как Пятрас верховодил у шиленской молодежи, так Даубарас — у старших.
Старый Бальсис застал там на сеновале Григалюнаса, Якайтиса, Бразиса, Бержиниса.
Кто покуривал трубку, кто просто слонялся или стоял у дверей. Все были расстроены.
— Дело дрянь, мужики, — говорил Бразис. — Коли уж пан войско вызвал, нам не выдержать. Давайте с ним мириться.
Но Григалюнас мрачно перебил:
— У нас мировой никто и не просит.
— Думаешь, пан придет тебе в ножки кланяться, чтоб ты на барщину шел? Сами пойдем.
— На все на шесть дней? А когда свою пахать?
— Еще и землю он хочет у нас отнять.
— В другом месте даст.
— Где? В Заболотье? Как туда доберешься?
— А что с избами делать? Только дотронься — рассыплются.
В спор вмешались и другие, виня во всем поместье и перечисляя свои обиды:
— А сколько еще с нас всякого добра лупят?
— А извозная повинность!.. А лес!.. А езда в город!.. А сгоны!..
— А еще вези лен, шерсть, а сколько масла, сыра, да еще собирай орехи, ягоды!
— Что и говорить! Помещичий пес сытее мужика. С голоду пухнем. Что с ребятишками будет?
— Поглядите, как возле Кракяй королевские живут! Нос задирают — с ними не породнишься.
— Не одни королевские. Уж на что в Калнабярже граф Чапский тиран, а у него крестьянам вольготнее.
— Оттого, что там половина — барщина, половина — оброк.
— Нету большего ирода, чем наш Скродский!
Упоминания о крепостном тягле и о причиняемых поместьем обидах развеивали желание мириться. Нет! Коли начали, надо держаться. Будь что будет! А тут еще слухи — кто сейчас возьмет на себя какую обязанность, так она за ним и останется. Даубарас твердил: вскоре объявят подлинный царский манифест, земля, которой сейчас пользуются, достанется им бесплатно, без всяких повинностей.
— А как с войском быть, сосед? — спросил Бальсис.
