Повстанцы - [123]

— Не знаю, паны мои, насколько танцевальный патриотизм выдержит испытания огнем…

Пропустив мимо ушей эту реплику, Пянка восторженно делился своими впечатлениями:

— Подобное же гулянье под лозунгом братства сословий состоялось в день Люблинской унии и в Вильнюсе, в Бельмонтском лесу. Кроме шляхты, присутствовали преимущественно городские ремесленники. И скажу вам паны мои, что если в Друскининкай литовские селяне не слишком уразумели смысл празднества, то патриотический энтузиазм вильнюсских цехов возбуждал гордость! Какие там звучали речи, какие виваты и тосты! Как все целовались и обливались слезами, вспоминая о судьбах отчизны и ее невзгодах! Нет, пан Кудревич! Такие чувства бесследно не угасают! Они выстоят и под огнем!

Придвинувшись к стене, Мацкявичюс сидел, крепко стиснув зубы, зажмурившись, видно, погрузившись в свои мысли. Казалось, он не обращает внимания на речи варшавского витии.

Пянка принялся излагать, что произошло в тот день в Каунасе и как отозвался Вильнюс на каунасскую манифестацию.

— Манифестацию эту организовали шляхтичи — сторонники Речи Посполитой и унии. Символическое объединение Литвы и Польши должно было произойти на мосту через Неман. Ведь Каунасский край представляет Жемайтию, Литву, а Занеманье, Сувалкия — Королевство Польское. Под колокольный звон всех каунасских костелов огромная процессия со знаменами, с пением патриотических гимнов направилась через весь город к мосту. Полиция, уланский эскадрон и казачий отряд не сумели остановить толпу — было приказано не применять оружия. Процессия уже приближалась к Алексотскому мосту.

А по ту сторону Немана собиралась толпа из Гарлявы, Панемуне, Алексотаса. На мосту шествию преградили путь солдаты и казаки. Толпа попыталась прорваться, еле удалось избежать кровопролития. Тем временем солдаты успели убрать два понтона. Образовалась брешь, не позволявшая соединиться обеим процессиям. Казаки ретировались.

— Однако, паны мои, — продолжал Пянка свое повествование, — объединение свершилось! Нашлись смельчаки, отыскали эти два понтона и заполнили брешь. Произошло почти чудо. И люди верили, что это — подлинное чудо! Процессии соединились, все со слезами радости бросались друг другу в объятия, целовались и плакали, предчувствуя скорое освобождение объединенной отчизны.

Вдруг Мацкявичюс поднял голову. В глазах у него сверкнули насмешливые искорки.

— Вы говорите, — обратился он к Пянке, — что произошло без пяти минут чудо — символическое объединение Литвы и Польши на Алексотском мосту? Узкая и ненадежная основа для унии, господа мои… А кроме того, я не знаю, пожелают ли люди в Литве вообще отяготить себя новыми узами. Первая уния распалась, оставив нам одни лохмотья.

— Да что вы, ксендз! — высокомерно улыбнулся Пянка, словно замечание Мацкявичюса не заслуживало внимания.

А Ядвига с интересом взглянула на ксендза. Это — новая мысль!.. Потом обратила вопрошающий взгляд на Виктора. Тот незаметно пожал плечами. Вопрос казался ему любопытным, хотя далеко еще не ясным.

Пянка картинно живописал, как объединенная процессия направилась в Гарляву, затем в Вейверяй, как было отслужено молебствие, после которого занеманские "коронные" провожали жемайтийцев и литовцев обратно в Каунас.

Тут рассказчик изъявил желание передохнуть. Стяпас налил ему чаю, он отпил несколько глотков и минуту сосредоточенно молчал. Потом вновь повел рассказ об огромном впечатлении, которое произвели в Вильнюсе первые вести о каунасской манифестации. Неведомо откуда пронесся слух, будто каунасская процессия направляется в Вильнюс. Значит, следует их достойно встретить. Вильнюсцы стали собираться на каунасской дороге. Высчитали, что каунасцы должны прибыть 15 или 16 августа. Толпа их не дождалась, но излила свои патриотические чувства, посетив место казни Конарского.

Потом установили точно: каунасцы появятся в воскресенье 18 августа в восемь часов вечера.

Необозримая толпа от Остробрамских ворот устремилась на Погулянку. Туда стеклось множество парода, Кто-то крикнул: "Идут!" Все бросились вперед, прорвались сквозь кордон казаков, но у городских ворот толпу встретили солдаты со штыками наперевес. Толпа накинулась на них с дубинами и камнями, войска пустили в ход оружие. Во время стычки получили тяжелые штыковые ранения руководители манифестантов — шляхтич Крыжевич и ремесленник Вельц. На выручку солдатам подоспела конная казачья сотня, и толпа была рассеяна. С обеих сторон много раненых.

— Итак, паны мои, день ото дня все ярче разгорается боевой дух! — воскликнул Пянка. — Не угасить его ни штыками, ни винтовками, ни пушками! Когда наступит день, по данному знаку восстанут сыны порабощенной отчизны с оружием в руках, и вольность будет завоевана.

Сурвила-отец сидел, опустив глаза, Кудревич и Шилингас изумленно переглядывались, только Ядвига и Виктор горячо жали Пянке руку, безоговорочно поддерживая его пылкие чувства.

А хозяйка дома настойчиво уговаривала запоздалого гостя сесть за стол и приказала Стяпасу принести закуску поосновательнее.

Мацкявичюс воспользовался этим, извинился и сказал, что хочет побеседовать с Акелайтисом наедине. Когда они вышли на веранду, ксендз извлек из своих вместительных карманов сверток.