Повседневная жизнь Венеции во времена Гольдони - [36]
Некоторые венецианцы-мизантропы, подобно Гаспаро Гоцци, ценят деревню за ее умиротворяющую атмосферу. Свою виллу в Визинале, а точнее, во Фриуле он называет «убежищем». Именно там, в «буколической простоте», он мечтает принимать друзей, ибо деревенская обстановка, по его мнению, способствует поддержанию человеческих отношений:
Когда вы приедете, двенадцать, а может, и пятнадцать соловьев, прячущихся в живой изгороди, встретят вас своей песней… Каплуны, утки и куры составят ваш эскорт, а индюки распустят хвосты, словно павлины… Предводителем их станет молоденькая, прихрамывающая крестьянка добрейшая душа, так любящая своих подопечных, что каждый раз, когда приходит пора свернуть шею одной из куриц, она непременно пустит слезу. Вы будете пить вино цвета рубина, которое быстро протечет по вашему организму, из глотки в мочевой пузырь, а из мочевого пузыря сразу на землю. Хлеб у нас здесь белый, словно первый снег, и от всего этого на сердце царит такая радость, что все время хочется петь, и если ты этого не делаешь, то не потому, что тебе не весело, а потому, что у тебя занят рот.[218]
Подобная любовь к уединению и деревенской жизни не была нормой; старый гольдониевский Панталоне из «Ловкой служанки» считает молодого Флориндо грубым и некультурным только за то, что юноше нравится в одиночестве бродить по лугам, заходить в хлева и делить трапезу со своими крестьянами.[219] Для большинства венецианцев сельская жизнь не является более «невинным развлечением», восстанавливающим силы, она превратилась в «манию, страсть», которая призвана освободить венецианца от принуждений города, но при этом — высшая нелепость! — прихватив с собой «городскую роскошь и суету» и разрушая славное прошлое и коммерцию.[220] Первая комедия Гольдони, написанная на тему «дачного безумия», — это «Момоло на Бренте» (1739), впоследствии переработанная и получившая весьма примечательное название «Расточитель» (1755): автор особенно настаивал на этом названии. Герой комедии, озабоченный только тем, чтобы получше угостить своих друзей, ведет тяжбу, и в случае проигрыша ему грозит потеря ренты и всех своих владений; его собственный управляющий вместе с крестьянами дурачит его, и он спасается только благодаря преданности и проницательности своей невесты. Загородный дом, созданный для «пользы и удобства городских жителей», по мнению Гольдони, превратился в «фетиш, требующий непомерных затрат, порождающий в своем владельце страсть к безудержной роскоши и даже подчиняющий его себе целиком».
Идеальный загородный отдых, ради которого некоторые гольдониевские молодые читтадини готовы освободить излишне строгого дядюшку от его накоплений, выглядит следующим образом:
Мы выехали за город, числом двенадцать человек. Мужчины и женщины, господа и слуги, экипажи и лошади… Прибыв на место, мы нашли превосходную трапезу; после трапезы мы поиграли в фараон. Тут сон начал одолевать некоторых из нас. Мы с братом были увлечены игрой и продолжали играть, в то время как остальные отправились на поиски кроватей и как только таковую отыскивали, тут же на нее падали и мгновенно засыпали; я вынужден был спать на одной кровати с моей горничной, а брат мой — на канапе. На следующее утро одни встали поздно, другие рано. Прогулки, утренний туалет, завтрак: каждый делал, что хотел. К полудню все собрались выпить шоколаду, а потам стали играть и играли до тех пор, пока на стол не подали суп. После трапезы одни отправились гулять, другие продолжили игру, третьи… И так все дни… Поздний отход ко сну, превосходная еда, азартная игра, несколько любовных интрижек во время танцев, несколько прогулок, немного сплетен… это был самый замечательный отдых в мире.[221]
На головы отдыхающих столь «диким» образом сыплются проклятия, ибо они не только «расточительны», но и абсолютно свободны, в том числе и от соблюдения правил городской жизни. Например, мерилом времени для венецианца являются его торговля, его дела. Он не может просто так, совершенно случайно, заснуть на свободной кровати рядом с собственной служанкой или же заняться тем, что подсказывает ему сиюминутное настроение. Свобода, к которой стремятся любители загородного отдыха, несовместима с порядком. Если первоначально торговец уезжал из города, чтобы обратиться в земледельца, то теперь о подобном превращении нет и речи. «Наши предки ездили туда собирать доходы; сейчас же туда ездят растрачивать их», — напоминает Гольдони[222] и тут же подчеркивает, что горожане — владельцы земельных участков относятся к крестьянам надменно и с презрением. В «Феодале», к примеру, маркиза Беатриче открыто насмехается над своими гостьями — женами фермеров и земледельцев, потому что те не имеют понятия о новомодных напитках — кофе и шоколаде.[223] А две крестьянки из «Дачной жизни» (1756), развращенные мелкими подарками, которые делают им праздные аристократы, гости хозяина, только и мечтают, как бы попасть в город и затеряться на его улицах. Надо отметить, что крестьяне вообще чрезвычайно редко появляются в гольдониевских комедиях о жизни на виллах.
