Повседневная жизнь в эпоху Людовика Святого - [9]

Глава III. Рыцарство [20]

Может быть, именно у рыцарей жизнь была наименее «повседневной»; это объясняется тем, что занятие людей этого сословия больше зависело от воли внешних обстоятельств, и тем, что их «рабочее время» чередовалось с периодами передышки.

Согласно общим представлениям той эпохи, рыцари были призваны на землю для выполнения миссии, о которой им торжественно объявляли в день, когда (чаще всего на пятнадцатом году жизни) они получали оружие. Посвящение в рыцари (как называли эту церемонию) было разновидностью таинства, посредством которого к знаку крещения, делавшего человека христианином, добавлялся еще один знак, посвящавший его службе Богу и божественному правосудию.

Юный «башелье»[21] в ожидании часа, когда получит меч, обучался и воспитывался сообразно будущему предназначению. С момента окончательного формирования класса, к которому он принадлежал, прошло время: люди многое узнали, пробудился интерес к литературе — надо было хотя бы уметь читать и писать. Наставника ребенок находил в отцовском доме либо каждый день, захватив стило и восковые таблички, ходил в соседнюю школу[22], где преподавали клирики из церкви или монахи из монастыря; иногда его отправляли в пансион, который какой-нибудь учитель содержал за свой счет. Во время обучения он поверхностно знакомился с латынью, усваивал элементы грамматики, слушал стихи древнеримских поэтов, учил наизусть отрывки из их произведений, упражнялся в подражании им. Его обучали также искусству составления писем в зависимости от того, кому они адресовывались и о чем в них шла речь; в частности, предлагался тщательно продуманный образец, как написать отцу, если тебе нужны деньги, и напомнить ему, что превосходный наставник, преисполненный рвения и талантов, заботам которого доверили своего отпрыска, еще не получил всю сумму гонорара[23].

Но школа — это еще не все. По окончании школьных занятий будущий рыцарь учился собственно профессии: верховой езде, владению копьем и мечом. Фехтование становилось для него и делом, и досугом[24]; он долго упражнялся в приемах пешего боя под руководством учителя фехтования и искусстве управления конем, пытаясь, сидя в седле, на всем скаку попасть острием копья в кинтену[25].

А поскольку доброму рыцарю следовало быть и изящным кавалером, здесь не пренебрегали и соединением приятного с полезным: молодого человека приобщали к музыке и искусству сочинения куртуазных песен — так, еще в 1165 г. Конон Бетюнский в замке отца брал уроки у своего родича Юона д'Уази[26].

Когда дело доходило до посвящения, не жалели никаких средств, чтобы придать этой церемонии должное значение и оставить о ней долгую память. Проводили ее обычно на Троицу, чтобы в сиянии летних дней и в годовщину сошествия Святого Духа на апостолов она приобрела религиозный и мистический характер. И хотя за ней следовали мирские развлечения, хотя ее сопровождали празднества и пиры — молодой рыцарь все-таки никогда не забывал, что готовился он к ней сосредоточенно и в размышлении. Накануне в бане очищали его тело; его укладывали на совсем новые простыни незапятнанного ложа; утром его облекали в платье из тонкого белого льна или шелка, символизировавшее чистоту; поверх этого надевали другое платье, алого цвета, то есть цвета крови, которую следовало пролить в защиту церкви; его облачали в коричневые штаны, напоминавшие ему, что человек должен возвратиться в землю; его опоясывали белым поясом, означавшим «девственность чресл». После этого он выслушивал торжественную мессу. Наконец ему пристегивали золотые шпоры — атрибут рыцаря, средство управления конем, но в то же время напоминание, что он сам должен столь же проворно повиноваться велениям Бога, как его конь — удару шпор, и вручали меч, крестовина которого должна была уберечь его от посягательств лукавого, а клинок с двумя лезвиями символизировал прямоту и верность при защите слабого от сильного и бедного от богатого[27].

Теперь перед новопосвященным рыцарем наконец открывалась новая жизнь. Но как он будет выполнять свою миссию? Какие поводы представятся ему для выполнения обета верного служения? Жизнь не каждый день дает возможность регулярно и постоянно выполнять высшее предназначение. Не каждый день надо являться на призыв сюзерена, карать злодеев, отстаивать справедливость. Есть еще свободное время, досуг, праздность. И они составляют немалую опасность.

Поэтому моралисты резко критиковали тех, кто забывал о долге. В XII в. Этьен Фужер[28] упрекал рыцарей, что они думают лишь о танцах, развлечениях, поединках и турнирах, то есть хотят только «baller, demener bachelerie, bobancier, behourder et tournoyer» («развлекаться, являть свою удаль, кутить, участвовать в бу-гурдах да турнирах»). Можно ли считать, что эти люди, которые только и делают, что охотятся, рыщут по лесу, гикают и трубят в рога в погоне за зверем, верны своим обязательствам? Они дали клятву защищать слабого — а теперь виллан-земледелец может рассчитывать лишь на благоразумный эгоизм и скупость сеньора, остановить которого может только один мотив: «Содрав шкуру, уже не обстрижешь». Они должны извлекать меч только для того, чтобы восстанавливать справедливость, — а теперь, влекомые алчностью, ввязываются в войны, которые приносят бедствия простым людям, и без того безжалостно угнетаемым господскими бальи, эти войны приносят новые бедствия. Они посвятили свою руку служению христианской вере, — а когда их призывают в крестовый поход, они остаются глухи к этому зову, цинично придавая значение лишь собственным выгодам