Повседневная жизнь в эпоху Людовика Святого - [66]

, описывает бани Эрфурта, приводя кое-какие детали, заставляющие призадуматься. «Бани этого города, — пишет он, — вам очень понравятся. Если вам нужно вымыться и вы любите удобства, можете смело входить сюда. Вас любезно примут. Хорошенькая девушка сделает вам массаж, с благими намерениями, своей нежной рукой. Опытный цирюльник побреет вас так, что на вашем лице не выступит ни капли пота. Утомившись от бани, вы найдете постель для отдыха. После миловидная женщина с девичьей внешностью, которая не будет вам неприятна, затейливым гребнем приведет вам в порядок волосы. Кто не подарит ей поцелуев, если ему охота и если она не противится? Что касается оплаты, то довольно простого денария, и то ежели вы особенно пожелаете его дать: ведь никто не потребует его от вас, и все предпочли бы умереть, нежели услышать от вас неблагозвучное слово».

Но бывали такие ванны, принимать которые ездили далеко, на курорты с минеральными водами. Например, воды Бурбона во Франции привлекали в город множество больных, хромых (éclopés — больных той болезнью, которую мы называем артритом), в том числе и французов, но еще и многих иностранцев. Содержателям местных постоялых дворов эксплуатация этих мощных источников приносила большую выгоду. Среди заведений различного класса, которые они здесь держали, некоторые, рассчитанные на богачей, были оборудованы с максимальным комфортом. Каждую ванную устраивали в отдельном доме, в ванну текла горячая и холодная вода, имелись смежные комнаты для отдыха. Здесь бывали и городские дамы, а также мужчины. К чему было пренебрегать местными заведениями, позволявшими дамам при помощи служанок совершать свой туалет тщательно и с удовольствием (несмотря на дурной запах этих вод), а также лечить некоторые недомогания, выбирая подходящий день (благотворное действие оказывает молодая луна). Но в первую очередь содержатели и владельцы гостиниц жили за счет приезжих. Они поджидали тех прямо на пороге, умели к ним обратиться на языке их страны, делали множество предложений и были крайне услужливы; поселившись на полном пансионе, гость мог начинать лечение; но он уже был предуведомлен, и надписи на видных местах напоминали ему о том же, — на исцеление можно рассчитывать только в случае достаточно долгого пребывания здесь[287].

Баня не была гигиеническим учреждением, доступным для любого кошелька, — в какой-то мере она была роскошью; с другой стороны, нельзя сказать, что вода в домах имелась в изобилии: ее туда носили люди, чьим ремеслом было таскать ведра, и у которых в саду имелся колодец. Но самой несовершенной была система слива воды. Ручьи к северу от Сены, стекавшиеся в район Маре[288] и долгое время применявшиеся для орошения садов, позже стали использовать как сточные канавы. Но поскольку перепад высот был недостаточен, они становились рассадниками инфекции[289]. Очистка канав, на чем специализировались бретонцы, поселившиеся в Париже, производилась примитивными методами. Однако, похоже, в середине XIII в. были предприняты энергичные меры по организации очистных работ, и некий мэтр Орри, не то чиновник, получивший такое поручение, не то подрядчик, приобрел в то время курьезную известность среди парижан[290].

Глава V. Две встречи

Хотя мы старались приблизить к себе общество середины XIII в., прежде всего тех людей, которые жили в Париже и его окрестностях, многие факты от нас ускользнули. Пусть мы получили некоторые сведения о работе этих людей, их заботах, условиях их жизни и нравах, но все-таки наша экскурсия была торопливой и поверхностной, и многого мы еще не узнали. Не рассчитывая почерпнуть много, а просто из любопытства к мелочам, которые порой позволяют разглядеть большее, и рискуя услышать, что тут или там мы повторяем уже сказанное, все же пройдемся еще раз по улице.

Вот жонглер развлекает публику и пытается выманить у нее несколько монет, уверяя, что не брезгует никакими доходами и с радостью возьмет самый мелкий обол у тех, кто его слушал. Праздники бывают не каждый день. Если бы ему, чтобы получить на обед кусок сала или мяса, пришлось ждать, пока какой-нибудь добряк отдаст ему свое сюрко или просто вознаградит несколькими денье, он не ел бы целыми неделями. Так что он не пренебрежет полушкой, простой полушкой, каких нужно две штуки, чтобы в кошельке оказалось денье. Ведь одной полушкой — и тут его речь начинает нас интересовать — можно, особенно в Париже, оплатить многие жизненные удобства или утолить многие прихоти, которые он перечисляет в художественном беспорядке. За одну полушку (если только она не фальшивая) можно купить достаточно перца и чеснока, чтобы из них можно было сделать соус, или гвоздики, или соли для похлебки, или кварту сидра, кварту ячменного пива, или большую туазу пеньки, чтобы сплести шнур, или же зеркальце. Или половинку хлеба (обычного), или угля либо дров, чтобы сварить обед, сливочного масла, топленого сала или растительного масла, чтобы сдобрить свой горох, а при случае можно добыть и стакан вина. На полушку можно купить мясной пирожок — очень хороший, копченую или свежую селедку, ливерную или кровяную колбасу на завтрак. Можно «откушать плода» — найти персиков и винограда. Можно подарить себе серьги, кольца, застежки, иголки, шнурки и наперстки. Можно приобрести, чтобы писать — пемзу, стило (poinqon), линейку или чернильный рожок; чтобы прихорошиться — венок из барвинков или роз; для кухни — горох, свежие бобы, капусту, кресс-салат, лиственную свеклу, латук, которыми торгуют с лотков на улице, а также кервеля, петрушки, молока, овсяной крупы, лука-татарки и порея. За ту же полушку купишь нитки для пришивания подошв, или побреешься, или приобретешь три яйца, чтобы сварить их на углях. Клирик за полушку также может постричься (сделать себе тонзуру); за полушку тебе поставят банки или пустят кровь, вымоют и причешут голову. Наконец, за полушку можно посмотреть на вожаков с обезьянами, медведями, сурками и учеными собаками или же послушать жонглеров, поющих и играющих на виелле