Повседневная жизнь советских писателей, 1930—1950-е годы - [112]
Главврач больницы запрещала больным лежать в пижаме или кальсонах. У Вишневского был жар, и он раскрывался. Когда жена зашла в палату, она увидела такую картину: «Две сестры навалились на него в буквальном смысле слова и держали одеяло у горла, а он из последних сил, надрываясь, ручонками их отталкивал».
Вишневецкая побежала за дежурным врачом, которая приказала прекратить эту борьбу и проветривать палату.
Свидетельствует о хамстве и бестактности обслуживающего персонала больницы и другой случай: «Всеволоду ставили при мне клизму… он не удержался и немножко запачкал простыню. Вдруг сестра… говорит ему: „Что же вы себя в говне вываляли и меня говном измазали?“ Всеволод так на нее посмотрел и так показал ей на дверь рукой, что она побелела, я схватила ее за руку и вывела из комнаты». Вишневецкая пошла к главврачу, рассказала об этом эпизоде и думала, что сестру выгонят с работы. Но ее не только не выгнали, а отправили обратно в палату, а жене писателя сказали, что «нужно приучать к ней больного».
В заключение этой истории необходимо сказать об особенностях характера С. Вишневецкой. Она, как большинство творческих людей, отличалась повышенной эмоциональностью, была натурой страстной и увлекающейся. Безусловно, многое в своих воспоминаниях она преувеличила и по-своему интерпретировала, но все же некоторые детали в этой истории весьма показательны.
Бесспорно и влияние «дела врачей»>[772] на автора этих воспоминаний. Поразительно, что это дело оказало воздействие не только на невежественные и забитые слои населения, но и на образованных людей. Известно, что после этого дела были зафиксированы многочисленные случаи отказа от медицинской помощи и приема лекарственных средств.
Сначала Вишневецкая говорила, что «мысль о вредительстве» не приходила ей в голову. А затем, уже задним числом, у нее возникли подозрения. По поводу того, что ей запрещали находиться в больнице, она писала следующее: «Тогда я считала это личным выпадом Поповой против меня. Позже я узнала, что то же самое происходило с большинством жен и теперь думаю, что Попова просто не хотела иметь свидетелей (родных) своих преступлений». Вишневецкая сделала такой вывод: «Если они хотели уничтожить наших лучших генералов, то весьма вероятно, что они хотели уничтожить человека, тридцать лет возглавлявшего оборонную литературу, воспитывавшего десятки оборонных писателей».
С сильно пошатнувшимся здоровьем вернулась из эвакуации в Ленинград О. Форш. У нее наблюдались неправильный обмен веществ, бронхиальная астма, воспаление нервных корешков, ревматические и подагрические боли и судороги в ногах, такие, что временами она не могла ходить сама, тромбофлебит и катаракта обоих глаз>[773].
Обследование, проведенное И. Альтманом в конце 1946 года, выявило отсутствие у писателей ежегодного оплачиваемого отпуска, плохие жилищные условия, неудовлетворительное питание и снабжение, что, безусловно, отрицательно сказывалось на состоянии их здоровья. Из 155 писателей, обследованных в ходе выборочной диспансеризации, сердечными заболеваниями страдало 100 человек (из них 25 — гипертонией), артериосклерозом — 15, заболеваниями сердечных мышц — 25, грудной жабой — 8, нервными болезнями — 21, желудочно-кишечными болезнями — 7, фиброзно-туберкулезными болезнями — 5, прочими — 22>[774].
В Ленинграде многие писатели страдали так называемой послеблокадной гипертонической болезнью с тяжелыми явлениями со стороны сердца, почек и нервной системы, среди них отмечались случаи туберкулеза легких, стойкие последствия дистрофии и авитаминоза, резко прогрессирующие анемии с частыми нарушениями кровообращения.
В 1947 году Литфонд организовал для писателей собственные закрытые поликлиники в Москве, Ленинграде, Киеве и Баку>[775].
В 1948 году, вследствие отказа финансовых органов утвердить штатный фонд лечебного отдела, Ленинградское отделение Литфонда было вынуждено прекратить оказание собственной медицинской помощи писателям и их семьям>[776].
Заболевшим литераторам оказывалась материальная помощь. В письме к К. Симонову от 8 июня 1948 года М. Алтаева просила выдать пособие или ссуду на лечение в 5 тысяч рублей. Она болела в течение осени-зимы и не смогла вовремя сдать в издательство свою книгу «Чайковский». Кроме того, по состоянию здоровья ей необходимо было делать уколы каждые три часа. Больничные листы ей не оплачивали в полном объеме, ссылаясь на формальные признаки: «…только что был случай, когда Литфонд отказался уплатить мне по бюллетеню на основании того, что по отдельным листкам на протяжении 1,5 мес. у меня были пропуски в несколько дней, когда я пробовала работать и не смогла… Литфонд требует, чтобы каждый листок был не менее 11 дней, а у меня были… девятидневные…»>[777]
В первые послевоенные годы большая часть ведущих писателей лечилась в Центральной поликлинике Лечебно-санитарного управления Кремля. Но в начале 1949 года все они были от нее откреплены. Часть литераторов стала пользоваться услугами Центральной поликлиники Министерства здравоохранения, другая — поликлиникой Литфонда>[778]. Однако вскоре начали поступать жалобы писателей на несвоевременную и неквалифицированную медицинскую помощь. Так, чтобы попасть к врачу, в поликлинике Литфонда нужно было записываться за неделю. Находилась она в малоприспособленном помещении Центрального театра Красной Армии и была очень плохо оборудована. Вызывало нарекания медицинское обслуживание на дому. Чтобы положить писателя в больницу, требовалось ходатайство Секретариата ССП в соответствующую организацию.
В монографии рассматриваются территориально-политические перемены на Руси в эпоху «ордынского ига», в результате которых вместо более десятка княжеств-«земель», существовавших в домонгольский период, на карте Восточной Европы остались два крупных государства – Московское и Литовское. В центре внимания способы, которыми русские князья, как московские, так и многие другие, осуществляли «примыслы» – присоединения к своим владениям иных политических образований. Рассмотрение всех случаев «примыслов» в комплексе позволяет делать выводы о характере политических процессов на восточнославянской территории в ордынскую эпоху.
Книга в трёх частях, написанная Д. П. Бутурлиным, военно-историческим писателем, участником Отечественной войны 1812 года, с 1842 года директором Императорской публичной библиотеки, с 1848 года председатель Особого комитета для надзора за печатью, не потеряла своего значения до наших дней. Обладая умением разбираться в историческом материале, автор на основании редких и ценных архивных источников, написал труд, посвященный одному из самых драматических этапов истории России – Смутному времени в России с 1584 по 1610 год.
2013-й год – юбилейный для Дома Романовых. Четыре столетия отделяют нас от того момента, когда вся Россия присягнула первому Царю из этой династии. И девять десятилетий прошло с тех пор, как Император Николай II и Его Семья (а также самые верные слуги) были зверски убиты большевиками в доме инженера Ипатьева в Екатеринбурге в разгар братоубийственной Гражданской войны. Убийцы были уверены, что надёжно замели следы и мир никогда не узнает, какая судьба постигла их жертвы. Это уникальная и по-настоящему сенсационная книга.
Для русского человека имя императора Петра Великого – знаковое: одержимый идеей служения Отечеству, царь-реформатор шел вперед, следуя выбранному принципу «О Петре ведайте, что жизнь ему не дорога, только бы жила Россия в благоденствии и славе». Историки писали о Петре I много и часто. Его жизнь и деяния становились предметом научных исследований, художественной прозы, поэтических произведений, облик Петра многократно отражен в изобразительном искусстве. Все это сделало образ Петра Великого еще более многогранным. Обратился к нему и автор этой книги – Александр Половцов, дипломат, этнограф, специалист по изучению языков и культуры Востока, историк искусства, собиратель и коллекционер.
Об Александрийской библиотеке — самой знаменитой библиотеке Древнего мира, созданной в III веке до нашей эры с целью собрать «все книги всех народов» (основатели оценивали задачу приблизительно в 500 тыс. свитков) — мы знаем на удивление мало и даже слово «библиотека» понимаем иначе. Профессор Канфора в своей книге подвергает тщательной ревизии всё, что известно об «исчезнувшей библиотеке», и заново реконструирует ее девятивековую историю. Лучано Канфора — выдающийся итальянский историк и филолог-классик, профессор университета г. Бари, научный координатор Школы исторических наук Сан-Марино.
Политическая полиция Российской империи приобрела в обществе и у большинства историков репутацию «реакционно-охранительного» карательного ведомства. В предлагаемой книге это представление подвергается пересмотру. Опираясь на делопроизводственную переписку органов политического сыска за период с 1880 по 1905 гг., автор анализирует трактовки его чинами понятия «либерализм», выявляет три социально-профессиональных типа служащих, отличавшихся идейным обликом, особенностями восприятия либерализма и исходящих от него угроз: сотрудники губернских жандармских управлений, охранных отделений и Департамента полиции.
Отмечаемый в 2007 году 170-летний юбилей российских железных дорог вновь напоминает о той роли, которую эти пути сообщения сыграли в истории нашего государства. Протянувшись по всей огромной территории России, железные дороги образовали особый мир со своим населением, своими профессиями, своей культурой, своими обычаями и суевериями. Рассказывая о прошлом российской железки, автор книги Алексей Вульфов — писатель, композитор, председатель Всероссийского общества любителей железных дорог — широко использует исторические документы, воспоминания ветеранов-железнодорожников и собственные впечатления.
Иван Грозный давно стал знаковым персонажем отечественной истории, а учреждённая им опричнина — одной из самых загадочных её страниц. Она является предметом ожесточённых споров историков-профессионалов и любителей в поисках цели, смысла и результатов замысловатых поворотов политики царя. Но при этом часто остаются в тени непосредственные исполнители, чьими руками Иван IV творил историю своего царствования, при этом они традиционно наделяются демонической жестокостью и кровожадностью.Книга Игоря Курукина и Андрея Булычева, написанная на основе документов, рассказывает о «начальных людях» и рядовых опричниках, повседневном обиходе и нравах опричного двора и службе опричного воинства.
«Руси есть веселье питье, не можем без того быти» — так ответил великий киевский князь Владимир Святославич в 988 году на предложение принять ислам, запрещавший употребление крепких напитков. С тех пор эта фраза нередко служила аргументом в пользу исконности русских питейных традиций и «русского духа» с его удалью и безмерностью.На основании средневековых летописей и актов, официальных документов и свидетельств современников, статистики, публицистики, данных прессы и литературы авторы показывают, где, как и что пили наши предки; как складывалась в России питейная традиция; какой была «питейная политика» государства и как реагировали на нее подданные — начиная с древности и до совсем недавних времен.Книга известных московских историков обращена к самому широкому читателю, поскольку тема в той или иной степени затрагивает бóльшую часть населения России.
В XVIII веке в России впервые появилась специализированная служба безопасности или политическая полиция: Преображенский приказ и Тайная канцелярия Петра I, Тайная розыскных дел канцелярия времен Анны Иоанновны и Елизаветы Петровны, Тайная экспедиция Сената при Екатерине II и Павле I. Все они расследовали преступления государственные, а потому подчинялись непосредственно монарху и действовали в обстановке секретности. Однако борьба с государственной изменой, самозванцами и шпионами была только частью их работы – главной их заботой были оскорбления личности государя и всевозможные «непристойные слова» в адрес властей.