Повседневная жизнь советских писателей, 1930—1950-е годы - [102]

.

7 января 1952 года на общем собрании слушателей лектория при Доме литераторов обсуждались причины плохой его посещаемости. Член совета ЦДЛ Н. Богданов недоумевал, почему это происходит: «Как и в прошлом году, несмотря на то, что большинство лекций были очень содержательны и интересны… т. е. для нас, писателей, было просто необходимо прослушать такие лекции… и в этом году у нас беда с посещаемостью… Нас просто удивляют такие заявления писателей, когда звонишь какому-либо писателю и товарищ говорит, что его интересуют другие проблемы»^[714]. Он выдвинул две версии причин подобного явления: писательская инертность и загруженность писателей различного рода собраниями.

Надо отметить, что писателей регулярно опрашивали по телефону, желая выяснить, какие они хотят услышать лекции, когда их удобнее провести. В то же время Палий, например, отмечал, что часто лекции и доклады совпадают с другими мероприятиями. И. Прута удивляло, что во время семинаров некоторые вопросы лекторов заставляли «уважаемых писателей хлопать глазами, как учеников. На элементарный вопрос — была ли у царской России граница на Дунае — не могли ответить». Поэтому он сделал такое предложение: «Нужно начинать с азов на семинаре по международному положению потому, что многие товарищи, которых вполне законно руководители семинара считают людьми высокообразованными, очевидно таковыми не являются и чувствуют себя неловко». О докладах, которые делают писатели, он сказал: «Выступают наши уважаемые товарищи, но это так беспомощно». Чуковский, который тоже посещал лекторий, отмечал, что низкий уровень подготовки выступлений на семинарах объясняется низкой их посещаемостью — на оставшихся ложилась слишком большая нагрузка.

П. Нилин считал, что «формы, принятые в детском саду, естественно, не применимы в Союзе писателей. Все достаточно сознательны, и если с товарищами-коммунистами можно поговорить строже в организации, то с товарищами, которые не состоят в партии, очень часто мы нянчимся, всячески уговариваем их». Оратор призвал писательскую общественность «высказаться сердито по поводу товарищей, которые не хотят держаться на уровне настоящих передовых литераторов». Никитин предложил преобразовать лекторий в университет марксизма-ленинизма, подобный тому, который действовал до войны и насчитывал около 400 слушателей. Посещаемость его была практически стопроцентной. Каждый слушатель имел удостоверение слушателя, должен был сделать в определенное время доклад. Подводя итоги собрания, решили просить руководство Союза писателей не назначать на дни лектория никаких других мероприятий.

Клубные взносы платили неохотно. В конце концов в мае 1950 года было решено простить невыплаченные долги по членским взносам и установить новые — 5 рублей в месяц^[715].

Несмотря на улучшение положения с обеспечением продовольствием, многие писатели хотели запретить вход в ЦДЛ и в его столовую тем, кто не являлся членами ССП и не работал в литературных организациях, — в писательской среде вновь возобладало чувство собственной обособленности. Когда подобную точку зрения критиковали и говорили, что в таком случае столовая из-за недостатка клиентов станет нерентабельной, ее сторонники выдвигали свои аргументы: «Опыт показал, что через некоторое время ощущение того, что здесь только свои люди, своя среда, приведет к тому, что люди будут приходить». Писатели высказывались за превращение столовой Дома литераторов в ресторан и предъявляли повышенные требования к уровню обслуживания. 19 мая 1950 года на заседании Совета ЦДЛ С. Кирсанов сказал: «У нас есть павловская посуда, хорошие бокалы… Нам надо приобретать прекрасную посуду, надо иметь прекрасные приборы, бокалы, чтобы эта столовая не была похожа на обыкновенную столовку»^[716]. Были приняты новые правила посещения писательского дома: теперь туда могли проходить по своим членским билетам члены ЦДЛ, которые уплатили членские взносы, и их жены по пригласительным билетам. Для гостей распространялись специальные гостевые билеты. Остальным же вход сюда был закрыт.

Особенностью структурной перестройки ЦДЛ и Клуба писателей им. В. Маяковского в Ленинграде явилось то, что они в 1953 году были переданы в ведение Литфонда^[717]. В 1954 году то же самое произошло с клубами писателей в Киеве, Львове, Одессе, Вильнюсе, Риге, Ташкенте, Ростове, Минске, Ереване и Тбилиси^[718].

В 1954 году А. Фадеев отмечал, что клубы писателей всегда полны народу, но привлекают в них людей прежде всего ресторан и развлечения, а вовсе не серьезные мероприятия. Он видел причины этого в том, что писательская общественность ими не руководит, так как ни в одном из клубов нет выборного правления. Назначенные же в руководящие органы литераторы не имеют материальной компенсации за затраченное на организацию работы клуба время. Поэтому в подавляющем большинстве они в правлениях лишь числятся, но не работают. Фактически клубами руководят директора, не имеющие к литературе никакого отношения^[719].

«Нас чрезмерно балуют»

В 1946 году в записке А. Фадееву существовавшую тогда систему выплаты авторского гонорара критиковал И. Альтман. Дело в том, что в мае 1944 года согласно постановлению СНК РСФСР «Об авторском гонораре» были в очередной раз снижены ставки за переиздание. Гонорар за переиздание составлял 60 процентов от первоначальной суммы и снижался до 5 процентов после того, как общий тираж всех изданий достигал одного миллиона экземпляров