Повседневная жизнь российских железных дорог - [29]

…С дореволюционных открыток и фотографий смотрят на нас русские мостовики, строители, инженеры. Какие прекрасные лица! Люди, привычные к странствиям, бытовым трудностям походной жизни и лишениям. И притом — одержимые творцы! Взгляните на их произведения — допустим, на мосты. Недаром их считали произведениями искусства и теперь считают: даже в пластмассовой Москве конца XX века у властей города не хватило духу уничтожить выдающиеся памятники — мосты Московско-Окружной дороги через Москву-реку. Их, как известно, не порезали в лом, а либо сохранили, либо передвинули.

Вслушайтесь в звучание названий восхитительно стройных, пропорциональных, словно летящих сооружений царской поры: мост Александровский «в память в бозе почившего Государя императора Александра II» через Волгу у Сызрани; мост Романовский через Волгу у Казани; мост Андреевский через Москву-реку в Москве; мост через Амур у Хабаровска, «самый большой в Старом Свете»; «мост императора Николая II» через Волгу у Ярославля… Какое гармоничное сочетание инженерного искусства и географической пространственности! Какая за названиями рек, через которые пролегли они, стоит огромная ширь! Это памятники, конечно, не только технике и разуму: это памятники Духу. И они гармонируют с обликом людей, их создавших.

С того момента, как молодой инженер Дмитрий Журавский, ученик и соратник Мельникова, впервые усовершенствовал мостовые фермы конструкции американца Гау и применил принципиально новые фермы, известные всему миру как фермы Гау — Журавского, русская мостостроительная школа стала одной из первых на планете. Прямо возле своего феноменального Веребьинского моста Журавский получил непосредственно из рук императора крест Святого Владимира и в придачу чин подполковника. Эта сцена увековечена на одном из барельефов памятника Николаю I на Исаакиевской площади в Петербурге архитектора Н. А. Ромазанова (показательно, что весь барельеф этого памятника полностью посвящен теме железнодорожного транспорта, а именно первой железнодорожной магистрали в России). Европа и США учились у России, как строить мосты, особенно в труднодоступной местности (а пять шестых территории России именно из такой и состоит). Однако в своем отечестве всенародной, большой славы — такой, как у авиации, космоса, балета, — наше мостостроение так и не обрело до сих пор. Возьмите историю оружия: там любой конструктор знаменит — царь-пушка Чохова, винтовка Мосина, танк Пороховщикова, автомат Калашникова, истребитель Поликарпова. Почему-то люди с большей охотой интересуются тем, что служит для уничтожения, а не для созидания… Мирный, честный, неброский по своему характеру труд выдающихся инженеров-железнодорожников большинству людей в нашей стране просто неизвестен, как и их имена. Чехов подметил это с грустной улыбкой в рассказе с железнодорожным названием «Пассажир 1-го класса», в котором — помните? — два крупных деятеля, беседуя в вагоне, сетуют на свою неизвестность в обществе. Один из них как раз железнодорожный инженер-мостовик, представленный Чеховым под фамилией Крикунов, — и построил этот Крикунов, по его словам, мост «великолепный. Не мост, а картина, один восторг!».

Вообще железнодорожный мир скромен по своей природе. К сожалению, долгое время железная дорога воспринималась обществом как область какого-то прикладного, а не всенародного значения. Только в начале XXI века началось серьезное переосмысление транспортными учеными и историками участия железных дорог в судьбе страны, их не только экономической, но и социальной связи с жизнью и историей России. Чугунка, подобно истинному труженику, не задумывается о своем значении — она просто неутомимо делает свое дело — и всё. Гремят ее колеса — и это привычно и надежно.

Люди, составившие России имя и славу в цивилизованном мире, сумевшие в аграрной, глухой, как некоторые до сих пор считают — «отсталой» — стране, в короткие сроки сотворить настоящие инженерные чудеса, создать сооружения, прослужившие по 100 с лишним лет, — эти люди, в сущности, неизвестны. Какая несправедливость! Журавский, Белелюбский, Проскуряков, Кербедз, Кнорре, Передерий, Николаи, Патон — такие имена школьникам, по идее, без запинки надо бы называть на уроках истории.

Штрихи к портретам инженеров-путейцев. Вот Станислав Валерианович Кербедз: «Когда „король репортеров“ 70-х годов XIX века Шрейер провел, как он писал, „объезд“ (слово „интервью“ еще не употреблялось. — А В.) со всеми крупными книготорговцами и издателями столицы, задавая всем один вопрос — какой слой русского общества больше всего покупает книги, владелец книжного магазина и издатель М. О. Вольф сразу же, не задумываясь, ответил: „Больше всех покупают книги в данное время инженеры. Это наши благодетели: ими только и держимся теперь мы, книготорговцы. Они единственные крупные у нас покупатели“. А самым надежным и постоянным клиентом Вольфа в течение всей своей долгой жизни был Кербедз. Он покупал буквально все, какие только выходили во Франции, в Германии, в Англии, в Америке новые сочинения по инженерному искусству, прикладной механике, строительному делу и прочему. С туго набитым деньгами портфелем приходил он нередко в магазин, а уходя, смеясь, заявлял: „Придется у вас просить двугривенный в долг на извозчика, все деньги оставил в вашей кассе“». (Между прочим, в своей среде Кербедза называли «Нестор инженеров». Чтобы присвоить такое прозвище, нужно было по меньшей мере знать, кто такой Нестор…)