Повседневная жизнь публичных домов во времена Золя и Мопассана - [44]

Эту же жалобу без конца повторяют держательницы борделей; они возмущены тем, что нелегальные проститутки… захватили весь рынок! Хозяин борделя, располагавшегося в доме 106 по бульвару Шапель, сама наивность, пишет: "На меня со всех сторон наступают нелегальные проститутки, даже так скажу — тут вообще все проститутки, кроме меня самого. Прямо перед входом в мое заведение эти уличные девки снимают клиентов, и никто их не гоняет, ни днем, ни ночью… Никто не может попасть в мое заведение без того, чтобы многократно не подвергнуться атаке со стороны этих девок. Они им говорят — ты туда не ходи, там слишком дорого, тебя ограбят, побьют".

Приключения больше не спрятаны за стенами борделей. Тут весь вопрос в тщеславии, в точке зрения. Акт любви давно превратился в игру, в обмен пульсациями, в способ механической разрядки. Как сделать выбор в этом море шлюх, продажных девок, уличных баб? Если подходить к этой армии торговок собственным телом с точки зрения географии, то больше всего в городе девок бульварных. Эти пригородные венеры каждый вечер направляются в центр, всегда выбирая новый путь. Их походка зависит от времени дня, от места, от одежды, они долго ищут себе клиента, долго готовятся; все вместе они походят на роту солдат на параде, отправляющуюся на войну. Они и в самом деле ведут войну: у них очень много врагов на панели, и победа дается нелегко. В тридцатых годах XIX века они все жили в кварталах Глатиньи и Сен-Дени, затем они децентрализовались и разошлись по всем местам города, где только были намеки на ночную жизнь. Они одеты в яркие платья, у них броский макияж, у них волосы выкрашены хной. Они ходят парами или сразу большой толпой, "смеясь, крича, толкаясь с прохожими, словно компания пьяниц, собирая себе подобных везде, где встречает. Одна из них отрывается от общей группы и бежит за мужчиной, другая останавливается, поджидая другого, и эта армия "свободных стрелков" с разведчиками впереди и пехотой позади целый вечер бегает взад-вперед по бульвару, совершая фланговые атаки на всякого, кто им кажется добычей. От этой пахнет чесноком или мускусом, эта через день ходит в богатые кварталы, готовая отдаваться на день что расфуфыренному франту, что старику, у которого жизни осталось на последний вздох. Эта гетера индустриального века, учуяв человека с деньгами, следует за ним, дает понять, что она рядом, присаживаясь и шурша юбкой по земле, незаметно толкая его под локоть, обгоняя его, затем она преграждает ему путь, и прохожий останавливается, как если бы перед ним встала на дыбы лошадь. В таком положении человек не может не взглянуть на нее, не рассмотреть ее повнимательнее. Именно в этот момент она жестом дает ему понять, что именно она умеет делать, и тут же, не дожидаясь ответа, исчезает за ближайшим киоском то ли для того, чтобы денди успел подумать, а хочет ли он ее, и посчитать деньги, то ли для того, чтобы больше его заинтриговать… затем она проходит мимо группы гуляк, забредает на террасу кафе, щипает за руку гарсона, строит ему рожи или показывает язык клиентам".

Улица

Эти женщины ничего не боятся. Профессионально обученные похоти, они бросаются на всякого, кто кажется им легкой добычей, расхваливают себя, ведут похабные разговоры, так что потенциальный клиент просто захлебывается в развратных мыслях. Девушки хотят его, хотят его деньги, они выходят на панель со страстью заработать. Их мир — охота на мужчин, ботинки, которые жмут, стычки с конкурентками, грубость прохожих, которые совершенно не стесняются унижать и оскорблять их. В зависимости от района города, в котором они ищут клиентов, проститутки ведут себя по-разному: на улице Нотр-Дам-де-Лоретт они шагают быстро, подобрав юбки, на улице Пельтье они замедляют шаг, а за 150 метров до кафе Риш начинается самое главное. "Выпрямив спину, смеясь во всю глотку, оборачиваясь и провожая взглядами мужчин, которые, в свою очередь, провожают взглядами их самих, они шествуют по улице. Здесь они у себя дома. Здесь — как на восточном базаре, где все стоит три су; здесь их напудренные белые лица, нарумяненные щеки, красные губы, подведенные брови; здесь интересно, здесь необычно, здесь весело. Вплоть до одиннадцати часов вечера они — сама радость, толпа течет мимо них, когда какой-то неуклюжий прохожий их задевает, они просто кричат ему: "Осел!" Они приветливо машут гарсонам в кафе (те машут им обратно), они останавливаются у столиков поговорить с ними, они с удовольствием пьют предложенный им кофе, дожидаясь часа, когда закончатся театральные представления. Но с приближением сначала полуночи, а затем рассвета их настроение меняется, и если к этому времени они хотя бы пару раз не побывали на улице Ларошфуко, то они начинают вести себя, как голодные волчицы, вернувшиеся с неудачной охоты. Под кронами деревьев, вдоль спящих бульваров, с которых постепенно исчезают люди, происходит жестокий торг, произносятся громкие слова, случаются драки" (Э. Золя "Нана").

Торговля на улице начинается на Больших бульварах и площади Пигаль в десять утра и заканчивается поздно ночью. Дела у всех идут по-разному; лучше, разумеется, у молодых, свежих, игривых. Начинающие выходят на панель после пяти вечера, это девушки из провинции, фабричные работницы, явившиеся за дополнительным заработком; они, разумеется, доступны, но часто излишне скромны и сдержанны. Девушки, работающие поздно вечером и ночью, сильно накрашены, они "снимают" клиента более нахально: сладкие слова, непристойные предложения, настойчивые взгляды. "Ну что, ты идешь? Ты пойдешь со мной, я спрашиваю?" Устоять не так просто: едва мужчина отделался от одной проститутки, его тут же обступают другие, они также страстно предлагают ему себя, в конце концов он сдается. К одиннадцати вечера ставки в игре возрастают: девушки, которым этим вечером не везет, злятся, становятся более настойчивыми, сбрасывают цену. Они пытаются изо всех сил заработать хоть что-то: они ищут освещенные пространства, выстраиваются у театральных разъездов, бегают за поздними клиентами кафе, снимают с себя что-то лишнее, возвращаются в кафе, выпивают, бегают от столика к столику, усаживаются на колени к гостям, громко смеются… рынок закрыт.