Повседневная жизнь осажденного Ленинграда в дневниках очевидцев и документах - [99]

5/X-1941 года

Враг сегодня нарушил свое «расписание» бомбардировок. В место «обычных» 19-20 часов налетел в час ночи. Потому ли что (как болтают некоторые) сегодня воскресение и он «отдыхает» или потому что (это более правдоподобно) с вечера барометр стал заметно падать. Действительно, в его урочное время начался дождик, но к ночи барометр устремился вверх и достиг 770 мм. ‹…› Тучи разбежались. Окаянная луна осветила тревожно уснувший город. Мокрые после дождя крыши в лунном сиянии и сделались отличными ориентирами. Однако оказалось, что защитники города оставались начеку и враг встретил достойный отпор. Появление в небе над городом наших ночных истребителей оказалось весьма эффективным средством против ночных полетов. Противник дрогнул и, беспорядочно бросая бомбы, поспешил убраться.

6/X-1941 года

Сегодня немцы пунктуальны. Воздушный налет начался в 7:20 вечера и продлился до 11 часов. В эти часы был у Жоржика. После трех он, я и Борисов закусили немного свининки и запили 100 г спирта. Беседа затянулась до полуночи. Вспоминали юношеские годы. Вышел от них в начале первого. Как и следовала ожидать, трамваи уже не ходили. В пути попались два встречных трамвая, а попутных не было ни одного. Я был вынужден топать пешком до управления, около десяти километров. Но я не жалел и с удовольствием прогулялся. Погода была на редкость тихая, луна время от времени выглядывала из-за туч. Пожелтевшие листья нависших над тротуаром лип и тополей навевали мысли, совсем не соответствующие грозной обстановке в Ленинграде. Тишина лишь изредка нарушалась лаем проснувшейся бог весть почему собаки и легким шумом шагов патрулей, проверявших ночные пропуска у запоздавших пешеходов. К дому П. М. я прибыл около 2 часов. Нажав кнопку квартирного звонка, я стал ожидать мягкий шорох шаркающих ног обитателя квартиры. Но не тут-то было, знакомых шагов не было слышно. Я повторил звонок, но и после него ничего не услышал. Это зловещее молчание ничего хорошего не предвещало; я стоял обалделый, размышляя над тем, где я смогу провести ночь. Перспектива уличного ночлега меня мало привлекала. В бомбоубежище было не попасть, т. к. входные ворота во двор были закрыты. Со злостью и тупой безысходностью я вновь нажал кнопку и надолго придавал ее к стенке. И оказалось, не зря я на нее давил. Донесся приятный шум в передней и заспанный голос жильца:

– Кто тут?

– Это я.

– Кто это такой я? – послышался нарочито сердитый голос. – Какой дьявол не дает спать мирным жителям?

– Открывай, говорю, мерзавец, а то разнесу дверь.

Наконец дверь открылась, и я не без удовольствия ввалился к обескураженному обитателю. Долго еще ворчал мой «старик», отпуская колкости по моему адресу вроде того, что «надо было ночевать у нее, а не бежать. Использовал бедную девушку и давай ноги уносить. Умеешь кобелировать, умей и место находить». Но все это говорилось так беззлобно, что я отвечал в том же духе:

– Замолчи, сонная карга, кругом рвутся бомбы, а ты ничтоже сумняшеся отдаешь концы Храповецкому.

С этими словами я завалился на кровать и, не успев докурить, погрузился в глубокий сон.

Проснулся в 6 часов утра вместе с радиозвуками. Провалявшись в кровати около часа, я встал и, пользуясь тем, что сегодня выходной, позволил себе не пойти на завод. Мой «старик» уже был на ногах и заваривал чай. У меня был подарок от Жоржика – концентрат гречневой каши. Мы быстро ее сварили и тут же съели, запив чаем с сухарями.

Затем отправились прогуляться по городу. По дороге зашли на почту и послали 300 рублей его брату Петру Михайловичу, бежавшему без вещей и денег с женой и сыном из Новгорода в Устюжну. Следуя дальше, встретили на Аничковом мосту одного нашего общего знакомого, ищущего очередную порцию пива или чего-нибудь, его заменяющего. Николай страдал извечным российским недугом. Умнейший человек, одаренный блестящей памятью, позволяющей с абсолютной точностью воспроизводить услышанное, настолько втянулся, что не проходило дня, чтобы он не влил в свой луженый желудок известной дозы алкоголя. В связи с создавшейся в Ленинграде обстановкой он лишился возможности регулярно производить это «спринцевание».

Напрашивался на угощение, мы деликатно уклонились. На проспекте 25 Октября нас застала тревога, впрочем, быстро закончившаяся.

Отдав необходимые распоряжения на заводе, мы вернулись обратно в квартиру с целью приготовить обед. Обед на редкость удался, даже в условиях Ленинграда. Благодаря любезности сослуживца Агеева мы имели возможность приготовить помидоры, присовокупив от себя банку крабов, макароны с мясом, картофель с кильками и горох. Все это вместе взятое с небольшой дозой разведенного спирта (пол-литра) позволило нам неплохо пообедать. В этой трапезе активное участие принимал И. Р.

В 19 часов мы направились на службу И. Р. Не успев доехать до цирка (19:20), услышали сигнал воздушной тревоги. Немцы остались верны себе. Изо дня в день они методически бомбардируют город.

Мы вынуждены были пойти пешком. «Ничего у них не выйдет, – уверенно заявил П. М., – наши ястребки не допустят их в город, в этом я не сомневаюсь». Но, к сожалению, он ошибся. Налет был настолько интенсивный, что, как никогда, тревога продолжалась почти всю ночь. Часа два-три мы просидели в бомбоубежище, но это положение нас мало удовлетворяло. Забыв об опасности, мы уселись в кабинете И. Р. распивать чай, а затем расположились там же спать. Нас можно упрекнуть в легкомыслии, но мы, невзирая на грохот орудий, сопровождавшийся еще большим грохотом разрывов фугасных бомб, все же улеглись. Я вскоре заснул, но был разбужен толчком и покачиванием пола. Где-то неподалеку разорвалась фугасная бомба.