Повседневная жизнь осажденного Ленинграда в дневниках очевидцев и документах - [121]

За время моего отсутствия немцы несколько раз совершали интенсивные налеты и обстреливали город из дальнобойных орудий. Естественно, поэтому я увидел новые разрушения. Пострадал крейсер «Киров». Бомба упала на палубу и снесла одну трубу. Теперь он отведен в другое место и залечивает раны. Какие-то «умники» (видимо, те же, кои полгода держали «Киров» на одном месте) на его место поставили огромный теплоход «Свирь».

Не удивительно поэтому, что он сейчас сидит на дне Невы у берега, являя собой скучную картину. ‹…› Хотелось бы людей, принимающих такие решения, крепко-крепко наказать независимо от того, сознательно это было сделано или по недомыслию.

Вокруг нашего завода очень много разрушенных зданий. И если завод уцелел, как оазис в пустыне, это можно объяснить простой случайностью.

7 мая был крепкий обстрел района. Не вытерпел и забрался на вышку. И что же? Снаряды рвались на 23-й и 15-й линиях. Я находился на 18-й. Как видите, в зоне обстрела. И что страшнее, в створе разрывов снарядов. Я решил спуститься вниз, там спокойнее.

14/V[-1942 года]

Позавчера, как уверяют «злые языки», немцы перешли в районе Лигово в наступление в направлении Кировского завода. Однако путь им преградили пушки фортов и кораблей Кронштадта. Это было между 14 и 15 часами. В это время я был в городе и слышал канонаду, напоминающую раскаты грома. Такая канонада была и вчера. Немцев, видимо, все-таки остановили. Вчера и сегодня объявляли тревоги, но вражеские самолеты над городом не появлялись. Зато наши «шмели» гудели в голубом небе. Их было около 30 штук, больше Лагги. Обозленный неудачей противник начал зверски обстреливать город. Сегодня снаряды ложились напротив нашего завода за Невой и частично на площади Труда. Снаряды с воем пролетали через наши головы. Вот где-то рванула фугасная бомба. Под ногами неприятно задрожал пол. Так как тревоги не было и самолетов не видно, следовательно, взорвалась бомба замедленного действия. Со дня на день ждем химического нападения во взаимодействии и высадкой десанта. Противогазы всегда при себе.

Много людей берут в армию и сразу же направляют в действующие части. Это обстоятельство проливает свет на разговоры о наступлении немцев. Говорят, что Гитлер заявил в Рейхстаге, что если немцы проиграют битву за Ленинград, то проиграют всю войну. Говорил ли он что-нибудь подобное – не знаю, но это вполне реальное умозаключение. ‹…›

18/V-1942 г[ода]

Бурная страшная ночь. В 22:30 мы возвратились с П. М. из филармонии (смотрели и слушали посредственный концерт, хотя и с участием заслуженных и народных артистов). В одиннадцать скромно поужинали и разошлись по кроватям, слушая «Последние известия», под которые сладко задремали. Около полуночи слышу взволнованный возглас:

– Александр Тихонович, Александр Тихонович…

Я просыпаюсь и не понимаю: в воздухе стоит грохот. В окне светло от вспышек разрывов. Сотни пушек выпускают в воздух огненный ливень.

– Немцы наступают на Ленинград, – сокрушенно произнес П. М. ‹…›

Быстро оделся и побежал в штаб МПВО, затем поднялся на вышку. Над Ленинградом висела корона из красных вспышек зенитных орудий и пулеметов. Осколки снарядов шумным дождем падали на землю. Вдалеке слышалось гудение самолетов. Канонада продолжалась 25-30 минут. Стрельба прекратилась разом, как будто выключили рубильник мотора, двигающего грозный агрегат. Воцарилась мертвая тишина. Так и не удалось установить, чем была вызвана эта получасовая канонада. Если это был налет, то почему не было сброшено бомб. Единственное правдоподобное предположение – это то, что противник бомбил передовые линии на подступах к Ленинграду. О количестве самолетов можно [судить] по словам работницы нашего завода Семеновой. Она заявила:

– Такого я еще никогда не слыхала. Очевидно, все небо было усеяно самолетами. О канонаде можно судить хотя бы потому, что невозможно было разговаривать со стоящим рядом человеком. Воздух был сплошь заполнен грохотом. Здания сотрясались, стекла дребезжали. От вспышек выстрелов на улице было светло. За все время осады с августа 1941 года я ничего похожего не видел и не слышал. Картина потрясающая.

Два дня назад проходил по набережной Жореса[55]. Если на тротуаре чисто, то в Неве у берега за парапетом навалены кучи мусора, тряпья, домашней утвари и всякого хлама. Усилиями трудящихся город очищен и таким образом ликвидирована опасность распространения эпидемии от наличия очагов заразы. Я с любопытством рассматривал эти блики войны и с каким-то знакомым чутьем искал что-то. Это что-то – трупы. Снег растает, и надо ожидать, что они появятся, т. к. они безусловно есть среди этого мусора. Против дома № 20 я увидел в воде труп ребенка лет 5-6. Он завернут в тряпье, на ножках чулочки, лежал, скорчившись в виде вопроса.

Больно сжалось сердце. А ведь их десятки тысяч. И все это наделал маньяк Гитлер. И так мне захотелось видеть своих ребяток, что просто грудь сдавило. Правда, они пока избежали подобной участи, но все равно терпят лишения вдали от папы. А маме от них наверняка достается. Верю, верю – тяжело. А тяжесть эта усугубляется еще неизвестностью о моем здоровье, так как каждый час может принести тебе смерть или в лучшем случае уродство. Живем под снарядами и бомбами. Сегодня ты, а завтра я. Никакой гарантии. В одну из теплых ночей снаряд может пожаловать тебе в комнату и сделать из тебя пыль. Хотя достаточно даже, если ударит просто в здание, и к чертям все полетит. Вероятность попадания снаряда исключительно велика. В Ленинграде нет ни одного дома, который в той или иной мере не пострадал бы от бомбежки или артобстрела. ‹…›