Повседневная жизнь Калифорнии во времена «Золотой Лихорадки» - [69]

Батраки и пастухи жили вместе со своими семьями в индиаде — небольшой деревне, состоящей из хижин недалеко от хозяйского дома, или на хуторах-ранчериях, рассеянных по всему поместью.

Кроме этих наемных работников, слуг и их детей, ранчеро содержал и кормил целый батальон приживальщиков — бедных родственников, друзей и проезжих иностранцев. Гостеприимство было для хозяина «священным долгом»⁽¹¹⁾, и прием, который он оказывал уставшим переселенцам, проходившим по его владениям, всегда был очень теплым. Ранчеро пользовался большим авторитетом. Почтительность, с которой к нему относились как члены семьи, так и слуги, напоминала отношение вассалов и крестьян к своему сеньору-сюзерену в феодальном обществе.

У всех землевладельцев были большие семьи. Как говорил Роберт Гласе Клиленд, ранчеро «порождал стольких же сыновей и дочерей, как еврейский праотец библейских времен»⁽¹²⁾. В семье Вальехо было 16 детей; дон Кристобаль Домингес умер, оставив 14 детей и 100 прочих потомков; столь же плодовито было и генеалогическое древо капитана Норьеги; большая часть населения Лос-Анджелеса состояла из детей, внуков и правнуков дона Антонио Мариа Луго.

Просыпались калифорнийцы рано. Ранчеро обычно выпивал чашку кофе или шоколада в постели, после чего сразу же приказывал седлать для себя лошадь. Потом он разъезжал по поместью в сопровождении какого-нибудь вакеро до первого завтрака между 8 и 9 часами.

Забавно, что под термином «первый завтрак» хроникеры тех лет представляли нечто другое, чем мы. Послушаем Уильяма Хита Дейвиса: «Этот небольшой завтрак представлял собою солидную трапезу, состоявшую из карне асада (мясо, жаренное на вертеле), бифштексов с большим количеством соуса, с соком и луком, яиц, фасоли, тортильяс, нескольких кусков хлеба и кофе — его часто приготовляли из гороха»⁽¹³⁾.

Затем ранчеро вновь отправлялся осматривать свои владения или навещать соседей. Но уже верхом на другой лошади, «не потому, что первая устала: это был вопрос его фантазии, или гордости». Между полуднем и часом дня он возвращался, чтобы позавтракать, — «эта трапеза была подобна первому завтраку», после чего проводил послеполуденное время снова в седле. Он возвращался только к заходу солнца, чтобы поужинать, причем ужин «обычно был повторением двух первых трапез»⁽¹⁴⁾.

«Пища оставалась почти неизменной, — констатирует Дейвис, — а блюда готовились с таким искусством, что всегда доставляли настоящее наслаждение. И не надо было быть большим гурманом, чтобы оценить их по достоинству, потому что все они были обильно приправлены специями». Уолтер Колтон пишет: «Единственное мясо, которое здесь едят в большом количестве, — говядина. Говядина — на первый завтрак, говядина на обед и говядина на ужин. Свинину подают очень редко. Что касается кур, то это пища для больных. В лесах полно куропаток и зайцев; близ рек и лагун масса уток и диких гусей, в заливе обилие вкуснейшей рыбы. Но ни один калифорниец не станет ловить ее на удочку и не пойдет на охоту, пока у него есть лошадь и седло»⁽¹⁵⁾.

Колтон и Дейвис не устают говорить об элегантности одежды калифорнийцев. На них были хрустящие рубашки, вышитые пиджаки, шелковые шейные платки яркой расцветки, золотые и серебряные пуговицы и кисти, леггинсы из самой мягкой замши, сомбреро из Мексики или Перу, изготовленные из «бекуньи — бобровой кожи самой лучшей выделки», а когда становилось холоднее, все надевали элегантный сарапе.

Много золота и серебра было и на седлах — экипировка ранчеро и его лошади стоила иногда несколько тысяч долларов.

Женщина

Для калифорнийца было привычным делом сажать даму в седло. Тогда сам он садился на кожаную анкеру, полумесяцем покрывавшую круп лошади. Многие юноши так отправлялись со своими красотками на фанданго. Свадебные традиции требовали, чтобы какой-нибудь близкий родственник отвозил невесту в церковь на своей лошади. «Этот джентльмен самым галантным образом выполнял эту обязанность в полном сознании ответственности и доверия, оказанного ему»⁽¹⁶⁾, — сообщает Дейвис. Лошадь в таких случаях бывала роскошно наряжена. Анкера и попона расшивались золотыми и серебряными нитями, у невесты было собственное седло, а вместо стремян к седлу изящно привязывалась длинная лента из красного, голубого или зеленого шелка, спускавшаяся с одного бока лошади и образовывавшая петлю, «в которую дама легко вставляла ногу»⁽¹⁷⁾.

Калифорнийские женщины были умелыми наездницами. Все очевидцы хвалили их ловкость, смелость и физическую выносливость. Кроме того, они были неутомимыми танцовщицами и могли танцевать ночи напролет без малейших признаков усталости. «После нескольких ночей, проведенных в танцах, их движения и осанка оставались такими же полными жизни и воодушевления, что и в начале, тогда как мужчины выказывали явные признаки усталости — их выносливость несравнима со стойкостью дам»⁽¹⁸⁾. Последние обладали также и многими другими достоинствами. Они были прекрасными хозяйками дома, большими хлопотуньями, «хотя у самых богатых была масса индейских служанок». Они «ловко управлялись с иголкой», восхитительно и терпеливо вышивали, талантливо играли на гитаре. Наконец, очевидцы хвалят добродетельность, как замужних, так и девиц. Об их интеллектуальных способностях нам ничего не известно. Но если учесть низкий уровень их образования, то можно предположить, что интеллектом они не блистали.