Повседневная жизнь Испании золотого века - [51]

), большинство которых имели своей целью лишь подняться до состояния чистого созерцания, а другие претендовали на то, чтобы искать в плотской любви нечто вроде посвящения в любовь божественную. Несмотря на жестокие репрессии, практиковавшиеся инквизицией при Филиппе II, в первой половине следующего века возникали новые очаги «озарения», особенно в Севилье. Язык мистической литературы с присущей ему лексикой и «эротическим» оттенком давал грозное оружие в руки некоторых исповедников, которых одолевал демон плоти и которые пользовались своим положением, чтобы соблазнять исповедовавшихся. Число процессов по «вовлечению» — технический термин, употреблявшийся инквизицией для определения этого преступления, — показывает относительную частоту подобных злоупотреблений. Монахини-затворницы, подверженные действию мистической иллюзии, от которой их столь настоятельно предостерегала святая Тереза, рисковали стать жертвами «озаренных» наставников — или попросту негодяев, — как показывает дело монастыря Санто-Пласидо, в период с 1628 по 1633 год дававшее материал не только для церковной, но и скандальной хроники Мадрида.^{138}

Если простодушные монашенки из Санто-Пласидо позволили «совратить» себя бенедиктинцу, которому была вверена забота об их душах, то сам он находил в монастыре, как явствует из инквизиционного процесса, могущественного сообщника — дьявола, который овладевал умами аббатисы и большинства находившихся под ее властью сестер, несмотря на все умервщления плоти, которым они подвергали себя во избежание искушения. Это обстоятельство свидетельствует о той связи, которая существовала порой между «озарением» и другой формой извращения религиозного чувства — демонологией. Было бы, однако, в высшей степени ошибочно рассматривать веру в дьявола и примыкающее к ней колдовство как особенность испанской религиозности. XVII век, и особенно первая его половина (эпоха, в которую жил Декарт!), в наши дни считается великим веком колдовства, и ни одна область Европы тогда не избежала навязчивой идеи о существовании демона.

Но эта идея становилась тем навязчивее, чем живее была вера, и потому Испания предлагала для этого благоприятные условия. Действительно, как можно было сомневаться в существовании власти Сатаны, когда сама Церковь установила то, что можно назвать «ортодоксальной» концепцией демона, сформулировав правила, которым надо следовать для борьбы с ним? Демонологическая литература — труд теологов — переживала свой расцвет в XVII веке и представляет нам различные воплощения ангела тьмы. Поскольку демон един во многих лицах, и в мире ада есть своя специализация: на вершине Сатана, которому помогают Люцифер, Вельзевул и Варавва; затем следуют Асмодей, князь роскоши, Левиафан, демон гордости, Велиал, покровитель цыган, прорицателей и колдунов, Авристель, правящий игроками и богохульниками. Среди демонов ада и Ренфас, «хромой дьявол», услужливо ведущий людей ко всем порокам, в которых они находят удовольствие.

Невозможно было бы отрицать большую власть Лукавого над людьми. Так, например, каноник Гарсиа Наварро в своем «Суде суеверий», вышедшем в 1631 году, сообщает нам, что «как ученый медик и философ, каковым он является, он знает свойства всех растений и трав, изготавливает из них квинтэссенцию, которую, невидимым образом, накладывает на больные места»; так объясняются чудесные выздоровления, которые колдуны приписывают дьяволу, но которые на самом деле являются лишь следствием естественных свойств растений.^{139} Свою способность быть невидимым дьявол часто использует, чтобы потревожить покой людей: «Иногда он появляется с ужасным шумом, особенно в домах, где живут монахини, стучится в двери и окна, заставляет дрожать стены, разбивает горшки, тарелки и сбрасывает на пол утварь… Иногда он подходит к постели, где спят люди, поднимает одеяло и касается самых сокровенных мест или любым другим образом пугает людей и мешает им спать спокойно».^{140}

Гораздо более серьезными, чем эти невинные развлечения демона, считаются случаи одержимости дьяволом, когда Сатана или один из его подручных проникает в человеческое тело и навязывает свою волю душе того, в ком поселился. Безумие, истерия и другие душевные болезни находили свое объяснение в «отчуждении» того, кем овладел дьявол. Существовали симптомы, по которым с уверенностью можно было сказать, что человеком овладел дьявол: одержимый говорит на иностранном языке, которому никогда не учился, рассказывает о событиях, которые произошли в далеких странах, богохульствует в присутствии священных предметов, отказывается молиться или креститься.

Единственным средством в этом случае было заклинание, изгонявшее демона из тела, которым он овладел, и совершавшееся, как и лечение любой болезни, по определенным правилам, установленным Церковью во избежание злоупотреблений и обмана.^{141} Заклинания мог совершать только специальный священник, который умел обращаться к демону по-латыни — поскольку тот понимал лишь язык Церкви. Было очень важно знать точно, как зовут того дьявола, которого требовалось изгнать, — Сатана, Люцифер, Вельзевул и т. д., — чтобы иметь перед ним преимущество, и порой сожжение бумажки, где писалось его имя, являлось эффективным средством борьбы с ним. Можно было также заставить «одержимого» встать на колени или поцеловать крест: оскорбленный этим унизительным действием, противным его природе, дьявол уходил. Но самым надежным средством было упомянуть в его присутствии таинства веры, особенно таинство Воплощения, идея которого была невыносима для демона. Наконец, применялись и способы воздействия, более материальные, но, без сомнения, не менее эффективные; брат Луис де ла Консепсьон рассказывает, что, произнося заклинание над очень знатной дамой, он приказал женщинам, которые при этом присутствовали, отхлестать ее по щекам: это привело демона в такое бешенство, что он ушел и больше не вернулся…