Повседневная жизнь импрессионистов, 1863-1883 - [61]

И все же каждое правило имеет свои исключения — некоторые все-таки любили странствовать. Большинству сразу приходит на ум Гоген, но он не был импрессионистом. Во всяком случае, в эпоху великих битв вокруг этого движения он еще не «существовал» как художник и удовлетворялся лишь коллекционированием картин импрессионистов, а когда появился среди них в 1879 году, то стал одной из главных причин их размежевания. Многие именно его считали ответственным за случившийся раскол. Сезанн и Ренуар, не желавшие видеть свои картины рядом с работами Гогена, перестали участвовать в групповых выставках. И хотя в то время творчество Гогена было очень близко к импрессионизму, ростки ереси уже чувствовались. Те, кто был настроен к нему враждебно, оказались правы: Гоген не замедлил расстаться с концепциями своих первых друзей и принять клуазонизм.[88] Основы нового творческого метода, противоположного планеризму импрессионистов, определились для него еще в Понт-Авене, когда он наблюдал за работой Эмиля Бернара.

Наконец, следует учитывать и то, что еще до того, как стать художником, Гоген долгое время бороздил океаны на британских королевских судах, а начиная с 1887 года он предпринял не одну длительную поездку в экзотические страны, так что приключения художника сделались легендарными.

Рассказывать в нашей книге о путешествиях, совершенных Мане и Писсарро в ранней юности, будет некоторой натяжкой, поскольку к их последующему творчеству они никакого отношения не имели.

Путешествие в Рио

В 1848 году Эдуару Мане едва исполнилось шестнадцать, и отец, желая отбить у него охоту к занятиям живописью, против его воли отправил сына в плавание на торговом судне «Гавр и Гваделупа» в качестве юнги. Жестокость отца, бросившего изнеженного юношу в суровые условия опасной корабельной жизни, выглядит довольно странно. Результат получился совершенно обратный: путешествие не только не уменьшило желание Мане стать художником, но укрепило уверенность в своем призвании. Вопреки рекомендациям господина Мане капитан корабля попросил Эдуара дать матросам несколько уроков рисования. В итоге на протяжении всего путешествия он только тем и занимался, что рисовал.

Путешествие сыграло и трагическую роль в жизни подростка, косвенно став причиной ранней смерти художника (он умер в зените славы, когда ему был пятьдесят один год). «Гавр и Гваделупа» прибыл в Рио в самом начале карнавала. Можно представить себе состояние неоперившегося юноши в толпе, одержимой чувственным безумием. Однажды, сойдя на берег с приятелями, он позволил какой-то симпатичной мулатке «подцепить» его, тут же лишился невинности и в придачу заполучил венерическую болезнь, от которой так и не сумел избавиться. В те времена сифилис уже лечили, но беззаботный юноша вовремя о лечении не задумался. Сухотка спинного мозга, от которой Мане умер, была не чем иным, как следствием той знойной экзотической любовной истории.

За горами

На протяжении своего творческого пути, с 1863 по 1883 год, Мане совершил множество поездок за границу, чаще всего не очень дальних: в Англию, Германию, Италию… В двадцать лет он курсировал между Римом и Венецией, интересуясь попеременно то музеями, то красотками. В 1874 году Мане не слишком охотно вновь приехал в Венецию, уже с Сюзанной. Если ему и нравилась Венеция, то куда больше его привлекали прогулки по парижскому Итальянскому бульвару. Последняя поездка добавила к его собранию лишь два вида Канале Гранде.

Девятью годами раньше его фанатичная приверженность парижской жизни стала причиной неудач в поездке по Испании. Им были уже написаны «Лола из Валенсии», «Цыгане» и «Викторина Меран в костюме Эспады»… однако он еще ни разу не пересекал Пиренеи. И вот в августе 1865 года Мане наконец решился познакомиться с картинами Гойи и Веласкеса в музее Прадо. После первых же суток, проведенных в Мадриде, он думал только о возвращении в Париж, так как блюда, приготовленные на нерафинированном подсолнечном масле, вызывали у него отвращение. Именно по случаю полного отказа его желудка переваривать подобную пищу ему посчастливилось познакомиться во время путешествия с Теодором Дюре, ставшим в дальнейшем его другом и защитником. В ресторане «Парижского отеля» в Пуэрто-дель-Соль Дюре сел за столик как раз напротив Мане и с таким самозабвением уписывал все те кушанья, от которых Мане с отвращением отворачивался, что художник счел его поведение издевательством. Взбешенный, он вперил взгляд в путешественника и закричал: «Ну знаете ли, мсье!..» Дюре вдруг захохотал и объяснил, что только что вернулся из Лиссабона, где пища еще более отвратительная, чем в Мадриде, и потому все, что ему предлагали теперь, казалось объедением. Тут Мане тоже рассмеялся, они разговорились, и у них обнаружилось множество общих интересов. Они так сблизились, что Мане, обрадованный возможностью наконец с кем-то поговорить, вновь ощутил интерес к Испании и решил временно отложить свой отъезд. Вместе с Дюре он посмотрел бой быков, оценил великолепие Пуэрто-дель-Соль и очарование кафе, куда часто заходили тореро и кокетливые сеньориты Пазео-дель-Прадо. Этого было вполне достаточно; посещая музеи, он уже старался не пропустить ни одной из достопримечательностей, указанных ему Захарией Астрюком. Но в конце концов желудок вынудил-таки его покинуть Испанию. По этой причине уже через неделю умирающий от голода, изможденный художник пересек границу, пребывая в полной уверенности, что Испанию следует писать только в Париже. Кстати, после этого путешествия Мане больше не писал картин на испанскую тематику. Наверное, ощущал дурноту.