Повседневная жизнь этрусков - [39]
Разумеется, на метках, сделанных на личных вещах, находили и мужские имена, хотя в Цере они встречаются очень редко. Зато в Греции, насколько можно судить по надписям на керамических изделиях с агоры Афин или Ольвии, мы не найдем пометок, сделанных женщиной. Конечно, в «Экономике» Ксенофонта Исхомах поручает своей супруге заботу о домашнем хозяйстве: «Как приятно видеть, что сандалии выстроены в рад, что бронзовые вазы, посуда и котелки так аккуратно расставлены по местам! Кухонная утварь подобрана тщательно, как участники хора, и повсюду такой порядок!»>{175} Но если бы добросовестная хозяйка, имя которой Ксенофонт, кстати, забывает нам сообщить, вздумала поставить свою метку на посуде, вышел бы скандал. Не делая далекоидущих выводов, заключим из этого, что этрусские женщины золотого века имели право лично владеть амфорами Никосфена и были порой весьма образованными. Разве такое не повторялось в другие эпохи? Например, в период поздней Римской империи христианство нашло самых лучших последователей, а святой Иероним самых отзывчивых слушателей именно среди римских аристократок, чьи мужья-полуварвары пропадали где-то на границе.
Но исследование захоронений в Цере позволяет сделать и другие выводы. В эпоху, последовавшую за годами расцвета Кульни и Ати, у входа в гробницы повсеместно встречаются бесчисленные колонны, врезанные в плиты пола, рядом с каменными сундуками в форме саркофагов или домиков с двухскатной крышей. На этих надгробиях имеются выгравированные или нанесенные краской надписи на этрусском языке и на латыни, сообщающие прохожему о том, что рядом находится могила, и называющие имя покойного. Однако колонны — несомненный фаллический символ — отводились мужчинам, а домики — женщинам, возможно, потому, что именно в доме они проводили бóльшую часть своей жизни>{176}. «В Риме, — утверждает один историк, — главным в доме был pater familias; в Этрурии — женщина»>{177}.
В Цере дискриминация налицо: все надгробия с колоннами помечены, например, именами A(vles) Campanes L(arthal) clan или L(ucius) Magilius L(ucii) l(ibertus) Pilemo, то есть Филемон; все надгробия в форме дома — именами Thanchvil Pustinia L(arthal) s(ec) или Magilia L(ucii) l(iberta) Celido — то есть Хелидонис — «ласточка». В то же время это правило строго соблюдалось только в Цере, потому что в Тарквиниях, где, кстати, таких надгробий гораздо меньше, Массимо Палоттино с чувством глубокого удовлетворения обнаружил надгробие в форме дома с именем мужчины>{178}. Дело в том, что и в похоронных ритуалах, и во всем остальном каждый этрусский город следовал своим собственным традициям.
В самом Цере такие надгробия появились только в начале IV века до н. а, с развитием погребальной эпиграфики. Но традиция, на которую они опираются, наверняка имеет куда более глубокие корни, что подтверждается другим фактом — менее известным, более таинственным и более важным, отмеченным в захоронениях конца VII — середины V века до н. э.
Привилегии в загробном мире
Менгарелли уже в 1927 году>{179} выделил в этих усыпальницах два типа похоронных лож, высеченных в туфе, на которые клали тела усопших. Одни представляли собой точное изображение этрусского или греческого ложа (клине) с четырьмя круглыми резными ножками; в изголовье было сделано полукруглое углубление под подушку. Другие, более широкие и длинные, напоминали собой греческие саркофаги без крышки, но с треугольными фронтонами на концах; внутри место для подушки часто отмечали полукругом.
Рассмотрим, к примеру, план красивой усыпальницы второй половины VI века до н. э. — гробницы Капителей>{180}. В преддверии ее находятся только лавки для домашней прислуги. В центральном помещении вдоль стен стоят восемь клине. Но в трех камерах, упирающихся в дальнюю стену, которые соответствовали парадным комнатам в доме, покоятся останки его хозяев, и в каждой из них с левой стороны кровать, а с правой — саркофаг. Невольно возникает мысль, что перед нами — семейная усыпальница: в центре покоятся
