Повседневная жизнь дворянства пушкинской поры. Этикет - [11]

.

Случалось, даже обычно сдержанные императрицы теряли контроль над собой в присутствии своих подданных. Интересна характеристика Елизаветы Алексеевны, жены Александра I, которую дает ее фрейлина Роксандра Эделинг: «…императрице казалось, что ей на каждом шагу перечат. Она тревожилась, выходила из себя, нарушая тем свое достоинство и огорчая всех окружавших ее»^{37}.

Представительница петербургского «бомонда» А В. Богданович 2 марта 1893 года запишет в дневнике: «Сейчас говорил Самойлович, что слышал, что царица очень нервна, когда одевается куда-нибудь ехать, — булавками колет горничных, все сердится, так что царь должен за это всех отдаривать, чтобы выносили эти капризы»^{38}. Речь идет о жене Александра III императрице Марии Федоровне.

Императорские особы должны скрывать свои чувства от глаз посторонних. Ошибки вызывали недоумение, насмешку, а подчас и осуждение со стороны верноподданных. В «Дневнике» известного археолога, почетного члена Академии наук и Академии художеств И. И. Толстого содержится следующая запись (от 30 апреля 1907 года): «Сегодня ездил в Царское Село на бракосочетание Танеевой с лейтенантом Вырубовым… Свадьба была блестящая в присутствии государя и императрицы Александры Федоровны (которые были посажеными невесты), великих княжен Татьяны и Ольги Николаевны, вел. кн. Дмитрия Павловича и вел. княжны Марии Павловны. Были министр двора, обер-гофмаршал, оба обер-церемониймейстера, много флигель-адъютантов… Императрица во все время венчания плакала (!) и была ужасно красна. Ее поведение всех решительно поразило и невольно заставляло болтать присутствующих на свадьбе»^{39}.

«Придворная жизнь по существу жизнь условная, и этикет необходим для того, чтобы поддержать ее престиж, — отмечает в своих воспоминаниях А. Ф. Тютчева. — Это не только преграда, отделяющая государя от его подданных, это в то же время защита подданных от произвола государя»^{40}.

Иностранцев поражало рабское преклонение многих дворян перед монархом. Наши соотечественники также давали критическую оценку тем, кто «безотчетно во всем» подражал императору. «Так, когда однажды этот государь (Николай I. — Е.Л.), находясь в Петергофе же, на водосвятии в лагерной церкви кадетских корпусов, позабыл, войдя в церковь, снять перчатку с правой руки, то никто из присутствовавших военных, безотчетно во всем ему подражавших и следивших за каждым его движением, не посмел и подумать снять перчаток до тех пор, пока он, желая перекреститься, не снял свою с руки…»^{41}.

Однако неверно думать, что отношение дворян к монарху сводилось только к беспрекословному подчинению его воле. «Чувство привязанности к горячо любимому монарху, — писала графиня В. Головина, — несравненно ни с каким другим, чтобы понимать, его надо испытать»^{42}.

Ю. Арнольд, бывший студент Дерптского университета, вспоминает встречу с императором в 1830 году как одно из самых ярких жизненных впечатлений: «Когда я вступил в кабинет монарха, то какая-то священная дрожь пробежала по всему моему телу, и сердце ёкнуло у меня невольно: мне ведь всего было девятнадцать только лет. Николай Павлович стоял около письменного стола, одетый в форменный сюртук л.-гв. Кавалергардского полка; я отвесил поклон, держа треуголку левой рукою по предписанному правилу у шпаги, а правую руку по швам…

Государь знаком приказал мне приблизиться.

— Граф Егор Францович сказал мне, что он вами доволен. Я рад тому.

Я низко поклонился; слезы у меня от умиления выступили на глазах, и невольно приложил я правую руку к сердцу…

Затем император, милостиво кивнув головою, протянул руку и тем выразил, что аудиенция окончена. Я схватил эту руку отца отечества и от глубины сердца напечатлел на ней восторженный поцелуй пламенного благоговения и беспредельной любви верноподданного»^{43}.

«Как счастливы были лица, удостоившиеся улыбки царской или царского слова! Сколько генералов стояли навытяжку в ожидании этого счатья!»^{44}.

Монарха воспринимали не только как символ государства, но и дворянской чести. Именно через связь с верховной властью каждый дворянин ощущал свою принадлежность к избранному сословию.

В мемуарах первой половины XIX века описание придворных церемоний занимает значительное место. Как свидетельствуют многие современники, после смерти императора Николая I их престиж стал падать. «К несчастью, этот дурной тон распущенности и излишней непринужденности все больше и больше распространяется со времени смерти императора Николая, строгий взгляд которого внушал уважение к дисциплине и выдержке дамам и кавалерам свиты не менее, чем солдатам его полков», — свидетельствует фрейлина двора двух российских императоров: Николая I и Александра II^{45}.

Фрейлины императорского двора были посвящены во все тонкости придворного этикета. «В то время при представлении во дворце к их императорским величествам фрейлины соблюдали придворный этикет: следовало знать, сколько шагов надо было сделать, чтоб подойти к их императорским величествам, как держать при этом голову, глаза и руки, как низко сделать реверанс и как отойти от их императорских величеств; этому этикету прежде обучали балетмейстеры или танцовальные учители»