Повседневная жизнь Древней Руси - [3]

Но атом, вспомнит читатель школьный курс, для элементов коего сформулирован принцип неопределенности, существует здесь и сейчас, а объекта истории здесь нет. Некоторые даже сомневаются, что этот объект в определенное нами время существовал. И я мог бы, вслед за Бором и Гейзенбергом, усомниться в реальности пары «сейчас» и «здесь», например, для электрона. Но даже в ньютоновских понятиях история вполне материальна. Следы, которые оставляет деятельность человека, столь же реальны, как следы, по которым мы в действительности изучаем физические явления. Не забывайте, что ни один физик не «держал в руках» электрон, но фиксировал след электрона. И прочность стали определяется по глубине следа от погруженного в нее наконечника. В истории самое наглядное, хотя отнюдь не самое простое представление об этих следах дает нам археология.

Археология представляется профанам более простой и достоверной наукой, чем, например, изучение летописей, потому что имеет дело с предметами, которые непосредственно изготовили и использовали наши предки. Увы, я должен профанов огорчить. Собирательство предметов, при всей его увлекательности, не есть суть метода археологов. Смысл их работы состоит в установлении связей между предметами для восстановления, насколько это возможно в данный момент, материальной культуры мысленно реконструируемого общества, которое нередко и имени своего не имеет, именуясь «археологической культурой» с условным названием. Да, значительную часть времени археологи проводят «в поле», на раскопках, и почти столько же — за описанием выявленного ими предметного мира. Но 99 процентов археологии как науки есть плод мысли, основанной на изучении комплексов этих предметов и их окружения, с обязательным и постоянным представлением о том, сколь малой частью предметного мира древности мы сегодня владеем.

Сам предмет, например древнерусский боевой топор, обретает в археологии смысл именно как связанная с материальным объектом мысль ученого. Именно археолог, благодаря бесчисленным сравнениям, установил, что этим трехсотграммовым куском железа с наваренной на скошенной кромке острой полоской стали рубили отнюдь не дрова. Что узкое ушко для тонкого древка означает: перед нами — оружие одного удара, приходящего в цель острым углом закаленного острия, то есть удара для пробития доспехов, а не рассечения незащищенной плоти. Это (опуская несколько этапов развития мысли) топор закованного в доспехи конника для стремительной и скоротечной схватки. Это оружие профессионального воина, за спиной которого стоит великолепный мастер-кузнец, создавший высокотехнологичное и дешевое расходное орудие войны. Наконец, этот типичный боевой топор представляет культуру страны, традиционно находящейся в центре торговых, экономических и иных связей Европы и Азии, Запада и Востока, Великой Степи и мира земледельцев.

Все эти знания, как вы понимаете, имеют мало смысла, если мы не смогли связать топор с конкретным обществом определенного времени. Для оружия это очевидно необходимо: представьте себе, в какую ошибку могли бы впасть будущие археологи, поднявшие с раскопок на Бородинском поле палаш французского кирасира, кремневое ружье русского гренадера, гусеницу немецкого танка и автомат ППШ. И для оружия это сложно: именно оно во все века быстро распространялось по миру, часто вместе с удачными (не варьирующимися в разных обществах) формами, материалами, способами отделки и технологиями его изготовления. Достаточно вспомнить стремена, которые завоевали Евразию всего за полвека в эпоху Великого переселения народов. Или ламеллярный, собранный на ремешках из наплывающих друг на друга пластинок доспех, который был заимствован в Восточной Римской империи по прямому указанию императора у степных воинов и стал византийской, а затем и русской классикой, добравшись даже до такого медвежьего угла, который представляла в изучаемое нами время территория Швеции.

Реальный пример заблуждения, в которое способно ввести оружие, дали знаменитые «мечи викингов», найденные в большом числе и отличной сохранности в Скандинавии, где их бережно клали в могилы выдающихся воинов. В меньшем числе они были найдены в захоронениях IX–X веков на Руси, где преобладал славянский обряд трупосожжения. Еще меньше — в христианских странах Европы, где оружие с покойником уже не клали. Учитывая, что в русских могильниках среди серебряных украшений были и очень характерные скандинавские, легко было сделать вывод, что земли восточных славян и финно-угров были покорены викингами, которые являлись русами и создали государство Русь. То, что исследуемые могильники лежали на важных торговых путях между Балтийским, Каспийским и Черным морями, где Скандинавия была конечным пунктом доставки товаров, самым дальним и бедным закоулком сравнительно с Великим шелковым путем, Восточной Римской империей, Русью, Германией и землями современных Нидерландов, любителей «пути меча викингов» не волновало. И не волнует, даже когда археологи точно установили: мечи этого типа, каролинги (от Карла Великого, хотя точнее возводить их к Меровингам), производились в немецких землях на Нижнем Рейне и распространялись оттуда по всей Европе. Более того, эти ценные мечи тщательно маркировались во избежание подделок! Все мечи в Скандинавии оказались привозными. Даже в более технологически развитой Руси только два из найденных каролингов были местного производства, с отечественной маркировкой. Но спросить себя, с чего бы в дикой Скандинавии, где вершиной кузнечного искусства были большой нож и топор, вдруг возникло массовое производство мечей, сочетающих в клинке разные виды сложно обработанного железа и стали, адепты «пути викингов», в отличие от археологов, не удосужились.