Повседневная жизнь царских дипломатов в XIX веке - [6]

Подобная патриархальность дипломатических нравов продержится почти до конца XIX века. После Первой мировой войны на смену «добропорядочной» и «джентльменской» дипломатии придут и подозрительность, и секретность, и отчуждённость.

Николай I тоже считал себя выдающимся дипломатом и внимательно следил за развитием событий на международной арене, в особенности во Франции. Как же он понимал дипломатию?

Историк С. С. Татищев, сам в прошлом дипломат и апологет императора, полагал, что Николай I стоял на истинно национальных позициях и выступал поборником безопасности и мощи России, но его якобы обманывали «нессельродовские» дипломаты, сплошь и рядом состоявшие из «инородцев», что и послужило причиной поражения России в Крымской войне. Теория эта не нова, она содержит, на наш взгляд, лишь то рациональное зерно, что Нессельроде, на самом деле, слепо доверяя во всём Меттерниху, подчинил интересы России интересам Европы и венского двора. Но где же тогда был сам Незабвенный, которому принадлежало решающее слово во внешней политике? Не будем останавливаться на политике, нам важнее показать, в каких ситуациях оказывался император Николай I как дипломат.

Француз на русской службе Шарль Дюран утверждал, что штатских послов (типа де Баранта) русский император якобы не любил и предпочитал иметь дело с военными. Видно, Дюран забыл, что ни маршал Мортье, ни его преемник маршал Николя Жозеф Мезон (1771–1840) большим успехом у Николая I не пользовались, а именно барон де Барант сумел установить с ним, как мы бы сейчас сказали, хорошие рабочие отношения. Но в чём-то Дюран был прав: «Николай, в отличие от брата, не лицемер[4]; он человек прямой… Он любит тех собеседников, с кем может говорить как военный с военным. Послов он терпеть не может. Всё, что связано с дипломатией, приводит его в отчаяние… До 1834 года император был решительно настроен против Луи-Филиппа, и кабинет его придерживался совершенно иных мнений, нежели канцелярия господина Нессельроде…»

Вслед за своим старшим братом Николай приблизил к себе посла Франции графа де ла Ферроне и часто приглашал его к себе и вёл с ним «задушевные беседы». Граф в донесении от 15/27 декабря 1825 года писал: «Мои отношения с новым императором будут легки и приятны; прежде он неизменно выказывал мне сочувствие столь живое, что члены дипломатического корпуса поспешили поздравить меня с его восшествием на престол. Я часто бывал у него; нередко я оставался в его дворце по нескольку часов, проводя время в беседах самых непринуждённых». 1 января 1826 года после приёма членов дипкорпуса в Зимнем дворце Николай I попросил остаться графа де ла Ферроне и повёл его в свой кабинет. Между императором и послом возникли отношения доверительности.

В 1830 году французский король Карл X отменил Хартию, в которой были зафиксированы права и свободы его подданных, и тем самым спровоцировал революцию, которая смела и его, и его правительство. Николай I из принципиальных соображений пытался предупредить его об опасности на пути отмены Конституции[5]. Для этого Николай выбрал не совсем обычный способ. 16 апреля 1830 года он вызвал к себе посла герцога де Мортемара, пригласил его сесть подле себя в сани (по другим данным, в коляску) и поехал с ним вдвоём, без слуг, с одним лишь кучером, не понимавшим по-французски, по улицам столицы. «Поначалу мне показалось, что император с трудом подбирает слова, чтобы начать разговор, — докладывал посол в Париж — Он запинался, задавая мне вопросы, и лишь спустя какое-то время высказал то, что лежало у него на сердце». На сердце у императора, имевшего, по отзывам всех современников, пронзительный ледяной взгляд, лежало искреннее предупреждение Карлу X о том, чтобы он не отменял Хартию.

С «искренним» дипломатом Николаем I связана печальная история с началом продажи США владений Русско-Американской компании (РАК) в Калифорнии и на Аляске. Форт-Росс — русская колония в Калифорнии — был ликвидирован Николаем I ещё в 1839 году. Его можно было бы выкупить у мексиканцев, но император не хотел портить отношений с королём Испании. В результате Форт-Росс был продан гражданину США швейцарского происхождения Джону Саттеру за 42 857 рублей 14 копеек. Комендант форта Ротчев забрал людей и в январе 1842 года отплыл в Ново-Архангельск.

Такой финал с русской колонией в Калифорнии вряд ли предвещал добрый конец и для Аляски. Идея о покупке Аляски возникла в Вашингтоне в 1854 году, когда там обнаружили, что Крымская война до чрезвычайности ослабила Россию, и империя не в состоянии поддерживать свою американскую колонию. Сначала русские дипломаты отвергли предложение, но когда возникла опасность нападения на колонию британского флота, кому-то пришла в голову идея заключить между США и Россией фиктивную сделку о продаже Аляски.

В мае 1854 года представителем Российско-Американской компании и вице-консулом в Сан-Франциско П. С. Костромитиновым и представителем калифорнийского филиала РАК мистером А. Макферсоном был подписан документ об уступке правительству США всего имущества компании сроком на три года. За это калифорнийская компания выплачивала русскому правительству 7 миллионов 600 тысяч долларов. Британцы, по замыслу авторов фиктивной сделки, не посмеют захватить собственность США, потому что конфликт ещё с одной державой был бы им совершенно ни к чему.