Повседневная жизнь царских дипломатов в XIX веке - [46]

Видно, и в те времена российские власти не очень-то жаловали своих дипломатов и встречали их на родине с суровыми и непреклонными лицами. Мы не знаем, отправлялся ли господин Смирнов в очередной отпуск или возвращался домой насовсем, но спасительной справочкой на всякий случай запасся. Кто их там знает в Одессе — к чему могут придраться таможенники и жандармы-пограничники!

Типичный в этом отношении случай описывает С. В. Чиркин. Возвращаясь из Бомбея в Петербург в отпуск, он вёз с собой сундук с собранными и купленными за время командировки на Востоке сувенирами, который на всякий случай опечатал сургучной консульской печатью. Одесская таможня потребовала от дипломата показать содержимое сундука, но Чиркин указал на печати, давая понять, что он имеет право на беспрепятственный провоз багажа. Таможенник справедливо возразил, что в таком случае вещи должны быть упакованы в вализу[39]. В поисках «справедливости» Чиркин пошёл к таможенному генералу и стал утверждать ему, что провозит казённое имущество, но и начальник оказался неумолимым и строгим. Единственное, о чём дипломату удалось с ним договориться, это отправить сундук без досмотра в Петербургскую таможню, где Чиркин надеялся найти к таможенникам подходы. И нашёл: знакомый ему ловкий и услужливый курьер Министерства иностранных дел Короткое успешно «очистил» сундук и привёз его прямо домой.

Кстати, каждые три года дипломат мог беспошлинно, но не без таможенного досмотра провозить в Россию приобретённое за границей имущество.

Для оформлений отпусков духовенства, служившего в церквях при миссиях и посольствах, существовала довольно сложная процедура. Желающий уйти в отпуск архимандрит, протоиерей или дьякон должен был написать заявление послу или посланнику и указать, что его временное отсутствие не скажется негативным образом на обслуживании прихожан. Обычно священнослужители просились в отпуск в летнее время, с мая по сентябрь, когда и сами прихожане разъезжались кто куда. Ходатайство священника поддерживалось главой загранучреждения, который писал об этом своему руководству в Департамент личного состава и хозяйственных дел, а департамент запрашивал на этот счёт мнение Святейшего синода, в подчинении которого и находился сам заявитель. Получив согласие Синода, Министерство иностранных дел передавало его в соответствующую миссию и просило посла (посланника) уведомить о дате отъезда отпускника.

Естественно, эта процедура предполагала начало оформления отпуска за несколько недель до намеченного срока. Например, протоиерей Константин Изразцов из Буэнос-Айреса написал своё прошение чуть ли не за полгода до выхода в отпуск. Кстати, с учётом длительного путешествия в Россию по «воде и по суху» он просил выдать ему подорожные деньги — своих накоплений на эти цели у него бы не хватило.

Архимандрит Иоанникий, служивший в церкви при миссии в Афинах, потратил часть своего отпуска в России на урегулирование служебных дел и обратился к его сиятельству князю Оболенскому-Неледину-Мелецкому с просьбой «исходатайствовать» в Синоде его продление. Для уведомления о принятом решении архимандрит оставил свой адрес под Кисловодском. С той же просьбой в МИД обратился и псаломщик Стокгольмской церкви Михаил Лентович, сообщая свой адрес в Санкт-Петербурге: Невский проспект, меблированные комнаты напротив Публичной библиотеки.

Министерство терпеливо и неуклонно выполняло эту нагрузку.

Глава десятая. «Партком» Победоносцева

Шёл в комнату, попал в другую…

А. С. Грибоедов

Выше мы уже упоминали о том, что брак для дипломата по вполне очевидным причинам был делом серьёзным и государственным. Холостые дипломаты должны были знать, что без письменного дозволения начальства в брак вступать нельзя. За нарушение оного положения полагалось наказание в виде выговора с внесением в послужной список Ничего сверхъестественного в этом требовании не было: ему подчинялись все военные и гражданские служащие имперской России.

Имелось и наблюдение за тем, как супруги выполняли данный ими обет при заключении брака. Парткома, профкома и месткома тогда, естественно, не было, но их функции выполнял Святейший синод. Синод имел специальное отделение, которое занималось бракоразводными процедурами и вынесением суждений по поводу поведения в браке того или иного государственного чиновника и вообще российского подданного. Решения Синода были окончательными и пересмотру, как правило, не подлежали. В самых исключительных случаях в брачные дела вмешивался царь.

В конце рассматриваемого нами периода для заключения брака с иностранкой дипломату требовалось получить не только дозволение начальства, но и справку от невесты о том, что если у неё на родине было недвижимое имущество, то при выходе замуж за русского дипломата она обязуется это имущество продать[40]. Дипломату категорически запрещалось приобретать недвижимость за границей, в том числе и путём брака. Нарушение этого требования грозило дипломату увольнением со службы.

При вступлении во второй законный брак Ф. И. Тютчев сообщал в Департамент личного состава и хозяйственных дел следующее: