Повседневная жизнь царских дипломатов в XIX веке - [43]

П. С. Боткину департамент устроил прощальный обед у Кюба[35]. Начальство почему-то отсутствовало, из старших дипломатов присутствовал только Н. Г. Гартвиг, и ужин удался на славу. Все были оживлены и в ударе. Особенно отличился «симпатичнейший» Николай Генрихович. Он попросил несколько минут для экспромта и «выдал» следующие напутственные стихи виновнику торжества:

Уж нет в столе турецком трио

Наш Боткин едет в Вашингтон.

Кто ныне даст нам камертон

Винта у Никонова с брио[36]?

Да, Боткин, смех твой и веселье

Отрадой были в дни невзгод.

Дай Бог, чтоб ты и в новоселье

Не знал ни горя, ни забот!

Спустя месяца два-три после соответствующей стажировки в нужных отделах и департаментах дипломат выезжал к месту службы. В здании Министерства иностранных дел он мог теперь появиться лишь в случае очередного отпуска.

Глава девятая. Общее положение дипломата за границей

Да, чтоб чины добыть, есть многие каналы.

А. С. Грибоедов

Согласно Боткину, при разобщённости сотрудников министерства им было трудно дать какую-либо общую характеристику — уж больно все они были разные. Встречались дельные и способные, попадались и никуда негодные; были богатые и бедные, образованные и круглые невежды. Одним словом, как везде. Впрочем, мемуарист выделяет две основные группы своих коллег: «одним на службе бабушка ворожит, а другие в поте лица пробивают себе дорогу». Социальная разница, как и везде в империи, давала себя чувствовать в стенах Министерства иностранных дел.

Откуда возникали предпочтения?

Критически настроенный к действительности, Боткин, тем не менее, был, судя по всему, далёк от классовой теории, а потому отвечает на этот вопрос словами «трудно сказать». Одним из объяснений, считал он, являлась девальвация принципа старшинства. Согласно теории, при всех назначениях, повышениях и награждениях высшие должностные лица министерства руководствовались принципом старшинства, то есть кто больше прослужил в системе, но на практике, как он замечает, «над соображениями делового характера часто брал верх фаворитизм и каприз начальства».

Фаворитизм, как везде принято, часто мотивировался интересами службы, «требованиями момента», «политическими соображениями».

Частые нарушения принципа старшинства породили у чиновников дух соревнования и соперничества. Как только где-то освобождалось место, в коридорах и чайных комнатах наблюдался ажиотаж. Начиналась подспудная борьба конкурентов, заключались пари, кто выиграет «скачки».

Другую несправедливость Боткин видел в том, что одни работали добросовестно, в то время как другим позволяли бездельничать. Отвращение к дипломатической работе возникало у многих на её начальном этапе, когда новичков приводили в пыльные архивы или заставляли до одури в голове переписывать многочисленные и бессмысленные бумаги. Вместо того чтобы привязывать начинающих дипломатов к одному месту, не лучше ли было провести их по всем участкам работы министерства и, прежде чем выпускать их «в поле», на работу за границу, научить как следует дипломатическому ремеслу? Конечно, Боткин был прав, а потому, когда министр Извольский начал на Певческом Мосту долгожданные реформы, он стал одним из страстных её сподвижников.

Относительная малочисленность кадрового состава МВД, закрытость его от общественности и вообще от других государственных институтов, социальная и культурная однородность в сочетании с семейной наследственностью профессии и тесными родственными горизонтальными связями, тем не менее, приводили к созданию в Министерстве иностранных дел сильного духа корпоративности. Все дипломаты чувствовали себя членами одной семьи, гордились своей принадлежностью к ней и старались поддерживать и культивировать атмосферу преемственности поколений, общности взглядов и единства целей.

В этом ничего дурного, на наш взгляд, не было. Наоборот, корпоративность помогала дипломатам находить правильные ориентиры в повседневной бурной и многовекторной жизнедеятельности, преодолевать трудности и выживать вопреки всему.

Другой характерной особенностью царских дипломатов был их интернациональный, космополитический облик. Он вполне естественно объяснялся многоликим и многонациональным кадровым составом, о чём мы уже упоминали, а также незримыми узами общности, связывавшими дипломатов всех стран. Эти узы возникли давно, до формирования наций и национального государства, когда дипломаты, не меняя подданства, свободно меняли государей и переходили из одной внешнеполитической службы в другую. Ощущение общности у дипломатических представителей разных государств оставалось даже к началу XX века.

Типичный пример космополитичного мышления и поведения приводит в своих воспоминаниях И. Я. Коростовец. При отъезде из Лиссабона он должен был передать ключи и шифры своему преемнику, секретарю русского посольства в Париже князю Радзивиллу, который в этот момент ещё продолжал носить мундир прусского улана и даже не успел оформить русского подданства! Коростовец донёс о вопиющем безобразии министру Ламздорфу. И что же? Ламздорф ответил, что придирка Коростовца «неуместна», потому что князь Радзивилл принадлежал к старинному роду, представители которого проживали в Германии, Польше и России, и что он был назначен самим государем. Следовательно, оснований для проявления к князю недоверия не было. Аргумент убийственный, и Коростовец не мог ничего противопоставить ему.