Повседневная жизнь Большого театра от Федора Шаляпина до Майи Плисецкой - [224]
Вместе с доктором Гирингелли (так к нему обращались в Москве) приехал и бывший советский художник Николай Александрович Бенуа, удачно выехавший на Запад в 1924 году и так там и оставшийся. Блестящая карьера Бенуа в качестве художника-постановщика в крупнейших театрах мира убеждала его погрустневших советских коллег в том, что состояться в профессии можно, и не будучи пятикратным лауреатом Сталинской премии. А поговорить с ним было время — представитель знатной фамилии, безмерно обогатившей русскую культуру в живописи и архитектуре, зачастил в Москву. Он не только оформлял гастрольные оперы «Трубадур» и «Турандот», но и позднее неоднократно приглашался в Большой для участия в различных постановках, в том числе «Сон в летнюю ночь» Бриттена (режиссер Борис Покровский, 1965) и «Мазепа» Чайковского (режиссер Сергей Бондарчук, 1986).
Иностранные гости удивили москвичей своей непосредственностью: одним словом, итальянцы (и Бенуа тоже, в каком-то там колене). Особенно поразил всех Гирингелли, успешно руководивший лучшим театром мира, обходясь без указаний министерства культуры, так как такого органа управления в составе кабинета министров Итальянской Республики отродясь не было. Театр жил на частные деньги. Единственный пример участия государства выражался в том, что на содержание национальной гордости (то есть Ла Скала) отчислялось десять процентов от продажи билетов на футбол. Никто не требовал от Гирингелли ставить оперы современных итальянских композиторов, включать в текущий репертуар балеты к юбилею республики, организовывать прослушивание нового гимна Италии и т. д. и т. п. Отличий жизни Ла Скала от жизни Большого театра была масса. Вот, например, такое. Гирингелли говорит: «Меня поставили во главе театра очень просто, вызвали в мэрию, предложили подписать контракт на определенный срок». Директор Большого театра отвечает: «А у нас с этим еще проще, если я прихожу на работу и в моем кабинете кто-то сидит, значит, я уволен, а если никого нет, то я продолжаю работать». Гирингелли долго смеялся (так и не поняв советской специфики), а посмотрев «Хованщину», расплакался — жалко стало и Марфу, и Андрея Хованского, сгоревших вместе с Досифеем в лесном скиту.
Не удовлетворившись организованной для него культурной программой, включавшей посещение Третьяковки, ГУМа с ЦУМом, Гирингелли отправился в обычный гастроном, где в бакалейном отделе купил две пачки макарон — больших, красного цвета. В «Национале» он попросил шеф-повара приготовить ему из них спагетти, но тот развел руками: выяснилось, что наши, советские макароны годились только для того, чтобы «сидеть» на них от зарплаты до зарплаты, но чтобы после этого еще и петь… Короче говоря, над гастролями Ла Скала в Москве нависла угроза отмены, а все потому, что по условиям обменных гастролей каждая сторона брала на себя аналогичные обязательства по содержанию приехавшей в гости труппы. Это касалось расходов на проживание в гостиницах и отелях, на транспорт из театра и обратно, наконец, питание и карманные деньги. Питание и стало камнем преткновения: ссылаясь на многовековые традиции, итальянцы требовали обеспечить их в Москве, помимо настоящих спагетти, еще и кьянти, ни за что не соглашаясь ни на какие «топорики» (так в народе прозвали портвейн «Три семерки»). Только такой рацион позволит артистам Ла Скала доставить московским зрителям максимальное удовольствие, заявили гости.
Чрезмерные запросы заевшихся итальянцев поставили Большой театр в тупик: наши артисты готовы были в Милане питаться даже святым духом (лишь бы выпустили — после прохождения многочисленного сита всевозможных комиссий!), и потому заранее оговоренная сумма в 2,5 тысячи лир на человека в день советскую сторону полностью устраивала. В Москве же в переводе на советские деньги это было четыре рубля — именно в такую сумму (равную поездке на такси с Курского вокзала до Ленинских гор) должно было обходиться содержание итальянского артиста на гастролях. Тут Гирингелли и предложил: давайте просто увеличим размер суточных и будем платить артистам столько, сколько нужно, не заставляя их экономить на еде. Но Большой театр уперся: мы можем платить те деньги, которые положены. И точка. Нет, конечно, если итальянцы хотят — пусть в одностороннем порядке увеличивают расходы на своих артистов, а нашим суточных-«шуточных» (так называли эти крохи в театре) и так хватит. Они ведь наши, ко всему привыкшие. Так и порешили. И на гастроли в Москве в 1964 году театр Ла Скала привез с собой полторы тысячи литров кьянти и вагон спагетти. Вот почему они и пели так хорошо.
Интересно, что первоначально Гирингелли предлагал показать в Москве всю историю итальянской музыки, от Чимарозы до Пуччини. Но его возлюбленная из Министерства культуры призадумалась — а нужны ли все эти Чимарозы советским людям, воспитанным на «Трубадурах»? Нет, уж лучше пусть привозят оперы с привычным сюжетом, отвечающим социальной тематике (нелегкая доля трудового народа на фоне национально-освободительной борьбы и т. д.), чем аполитичные «Тайный брак» и «Сельская честь». В итоге привезли «Лючию ди Ламмермур», «Богему», «Севильского цирюльника». А наши в Милан поначалу решили послать исключительно мужскую компанию в составе «Бориса Годунова», «Садко» и «Князя Игоря», которую затем разбавили «Пиковой дамой». А «Войну и мир» — в довесок.
Что может быть интереснее прогулки по Тверской – главной улице Москвы? Стоящие на ней дома сами расскажут нам свою любопытную историю, назовут имена живших в них когда-то людей, знатных и простых, известных и не очень. А мы прислушаемся к этому рассказу, ведь в нем немало для нас доселе неизвестного, таинственного и загадочного.
В Москве более ста тысяч домов - высоких и малоэтажных, кирпичных и панельных, старых и новых. Но есть среди них такие, что не подпадают ни под какую статистику - это дома с изюминкой, с необычной историей, много лет хранящей имена известных жителей и подробности случившихся знаменательных событий и происшествий. Вот об этих-то зданиях и рассказывает новая книга писателя и историка Москвы Александра Васькина. Читатели встретятся на страницах книги с Антоном Чеховым и Константином Станиславским, Борисом Пастернаком и Алексеем Щусевым, Николаем I и Екатериной Фурцевой, Анри Матиссом и Анатолием Зверевым, Сергеем Прокофьевым и Эльдаром Рязановым, а также многими другими знакомыми персонажами. Александра Васькина не зря называют Владимиром Гиляровским нашего времени и продолжателем славных традиций Михаила Пыляева и Петра Сытина.
О повседневной жизни советской богемы — писателей, художников, артистов — рассказывает новая книга Александра Васькина. В ней — сотни известных имен, ставших таковыми не только благодаря своему таланту, но и экстравагантному поведению, не вписывающемуся в общепринятые рамки образу жизни. Чем отличалась советская богема от дореволюционной, как превратилась в творческую интеллигенцию, что для нее было важнее — свобода творчества или комфорт, какими были отношения между официальным советским искусством и андеграундом? Где жили и работали творческие люди в Москве, как проводили время в богемных ресторанах и кафе, в мастерских и салонах, на выставках и квартирниках, капустниках и тусовках? Где были московские Монмартр и Монпарнас, что означало «пойти на Уголок», где обитали «Софья Власьевна», «государыня», «Гертруда», «нарядная артистка РСФСР» и «фармацевты»? Ответ на многие интересные вопросы вы найдете на этих страницах — своеобразном продолжении прежней книги автора «Повседневная жизнь советской столицы при Хрущеве и Брежневе», снискавшей большой успех у читателей.
Впервые за последние сто лет выходит книга, посвященная такой важной теме в истории России, как «Москва и Романовы». Влияние царей и императоров из династии Романовых на развитие Москвы трудно переоценить. В то же время не менее решающую роль сыграла Первопрестольная и в судьбе самих Романовых, став для них, по сути, родовой вотчиной. Здесь родился и венчался на царство первый царь династии – Михаил Федорович, затем его сын Алексей Михайлович, а следом и его венценосные потомки – Федор, Петр, Елизавета, Александр… Все самодержцы Романовы короновались в Москве, а ряд из них нашли здесь свое последнее пристанище.Читатель узнает интереснейшие исторические подробности: как проходило избрание на царство Михаила Федоровича, за что Петр I лишил Москву столичного статуса, как отразилась на Москве просвещенная эпоха Екатерины II, какова была политика Александра I по отношению к Москве в 1812 году, как Николай I пытался затушить оппозиционность Москвы и какими глазами смотрело на город его Третье отделение, как отмечалось 300-летие дома Романовых и т. д.В книге повествуется и о знаковых московских зданиях и достопримечательностях, связанных с династией Романовых, а таковых немало: Успенский собор, Новоспасский монастырь, боярские палаты на Варварке, Триумфальная арка, Храм Христа Спасителя, Московский университет, Большой театр, Благородное собрание, Английский клуб, Николаевский вокзал, Музей изящных искусств имени Александра III, Манеж и многое другое…Книга написана на основе изучения большого числа исторических источников и снабжена именным указателем.Автор – известный писатель и историк Александр Васькин.
На обложке этой книги неслучайно помещен рисунок из серии «Русские казаки в Париже», передающий необыкновенно мирную атмосферу присутствия российской армии во французской столице в 1814 году Это совершенно несравнимо с тем, как вели себя солдаты Наполеона в Москве в 1812 году, устроив в Первопрестольной сущий погром и ободрав древнюю русскую столицу как липку. Именно о жизни Москвы в том героическом году и повествуется в этой книге: подготовка города к войне, неожиданная его сдача Наполеону, а затем вынужденное самосожжение Первопрестольной, жизнь москвичей во время оккупации, сидение Наполеона на Москве и его безуспешные попытки заключить перемирие, грабежи и варварство вражеских солдат, разорение православных храмов и дворянских усадеб…А еще психологический портрет московского генерал-губернатора Ростопчина, явившегося катализатором событий двухсотлетней давности, его отношения с Кутузовым и Александром I, подробности создания воздушного шара для борьбы с французами, шпионская сеть в Москве, дело Верещагина, история первого мэра Москвы, тяжелая участь русских раненых, попытка французов перед их бегством окончательно «добить» Москву… Об этом и многом другом рассказывает историк Москвы, писатель Александр Васькин.Книга снабжена именным указателем.
Радиобашня на Шаболовке, первый российский нефтепровод, крекинг для получения бензина, гиперболоиды, паровые котлы, резервуары, сетчатые перекрытия, водопровод, мосты и нефтеналивные суда, мины и батопорт, а еще самое высокое сооружение в России — с трудом верится, что все это и многое другое придумал один человек — Владимир Григорьевич Шухов (1853–1939). Как его только не называют — русский Леонардо, человек-фабрика, наш Эйфель, универсальный гений, рыцарь Серебряного века, а он был, прежде всего, русским инженером, обладавшим уникальными способностями и талантом, изобретения которого покорили временные и географические пространства, определив развитие мировой научной мысли на много лет вперед.
В декабре 1971 года не стало Александра Трифоновича Твардовского. Вскоре после смерти друга Виктор Платонович Некрасов написал о нем воспоминания.
Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.
Отмечаемый в 2007 году 170-летний юбилей российских железных дорог вновь напоминает о той роли, которую эти пути сообщения сыграли в истории нашего государства. Протянувшись по всей огромной территории России, железные дороги образовали особый мир со своим населением, своими профессиями, своей культурой, своими обычаями и суевериями. Рассказывая о прошлом российской железки, автор книги Алексей Вульфов — писатель, композитор, председатель Всероссийского общества любителей железных дорог — широко использует исторические документы, воспоминания ветеранов-железнодорожников и собственные впечатления.
Иван Грозный давно стал знаковым персонажем отечественной истории, а учреждённая им опричнина — одной из самых загадочных её страниц. Она является предметом ожесточённых споров историков-профессионалов и любителей в поисках цели, смысла и результатов замысловатых поворотов политики царя. Но при этом часто остаются в тени непосредственные исполнители, чьими руками Иван IV творил историю своего царствования, при этом они традиционно наделяются демонической жестокостью и кровожадностью.Книга Игоря Курукина и Андрея Булычева, написанная на основе документов, рассказывает о «начальных людях» и рядовых опричниках, повседневном обиходе и нравах опричного двора и службе опричного воинства.
«Руси есть веселье питье, не можем без того быти» — так ответил великий киевский князь Владимир Святославич в 988 году на предложение принять ислам, запрещавший употребление крепких напитков. С тех пор эта фраза нередко служила аргументом в пользу исконности русских питейных традиций и «русского духа» с его удалью и безмерностью.На основании средневековых летописей и актов, официальных документов и свидетельств современников, статистики, публицистики, данных прессы и литературы авторы показывают, где, как и что пили наши предки; как складывалась в России питейная традиция; какой была «питейная политика» государства и как реагировали на нее подданные — начиная с древности и до совсем недавних времен.Книга известных московских историков обращена к самому широкому читателю, поскольку тема в той или иной степени затрагивает бóльшую часть населения России.
В XVIII веке в России впервые появилась специализированная служба безопасности или политическая полиция: Преображенский приказ и Тайная канцелярия Петра I, Тайная розыскных дел канцелярия времен Анны Иоанновны и Елизаветы Петровны, Тайная экспедиция Сената при Екатерине II и Павле I. Все они расследовали преступления государственные, а потому подчинялись непосредственно монарху и действовали в обстановке секретности. Однако борьба с государственной изменой, самозванцами и шпионами была только частью их работы – главной их заботой были оскорбления личности государя и всевозможные «непристойные слова» в адрес властей.