Повседневная жизнь англичан в эпоху Шекспира - [78]
Елизавета же была больше чем просто модницей — она была законодательницей стиля на протяжении всего своего правления, но она была далеко не праздной.
Волосы завивали и накручивали, «укладывали венком и дорожкой от уха до уха». Чтобы прическа не развалилась, ее поддерживали с помощью проволоки, вплетенной в сетку для волос или ленту. Лорд Рассел в 1578 году преподнес королеве чепец для волос, украшенный золотыми пуговицами и жемчугом. Волосы, как и бедра, должны были быть пышными. Один наблюдательный житель той эпохи заметил, что «сложные прически окаймляли венки из золота и серебра, необычайно изящные и искусно прилаженные на висках», а также «украшали бисером, брошами, кольцами, золотом, серебром, стеклом и другими безделушками»>(91). Это описание составлено мужчиной, но даже если он и преувеличил, то ненамного. Портреты, особенно изображающие королеву, доказывают, что изобретательные и фантастические модели причесок того времени могли бы сравниться со стилем XVIII века. Простые укладки Анны Болейн и Марии Тюдор окончательно и бесповоротно канули в Лету. Теперь подобный стиль вызывал одобрение только у пуритан, которые предпочитали сохранять естественный вид волос, даже если они были прямыми, как струна, и бесцветными, как шкура крота.
Англичанки завивали волосы с помощью раскаленных железных щипцов или — если боялись воспользоваться этим способом, хотя это трудно себе представить после того, как они удаляли прыщи с помощью «сулеймана» и осветляли волосы купоросным маслом, — достигали цели с помощью своего рода «домашнего перманента». Для этого жженые и толченые бараньи рога смешивали с маслом и наносили на волосы. В ту эпоху было и другое средство для укладки, еще менее приятное, чем перманент. Самой популярной была смесь из отходов от производства яблочного сидра и свиного жира, которую совершенно нелогично называли помадой.
Мужчины использовали косметику не меньше женщин и были столь же озабочены стрижкой бороды, как и покроем своего камзола и рейтуз. Харрисон с мастерством, достойным Марка Антония, отпускает язвительное замечание по поводу мужских причесок и бород: «Я уже не говорю о наших головах: иногда они подстрижены, иногда завиты, порой длина волос не меньше, чем женские локоны, выстрижены то над ушами, то за ними и кругом, как под горшок. И я не буду затрагивать разнообразные фасоны бород», — после чего с наслаждением описывает некоторые из них: «Одни выбриты на подбородке на турецкий манер, другие коротко подстрижены, как у маркиза Отто, или закруглены, как "щетка для чистки", заостренные спереди и длинные».
В целом, сообщает пастор, цирюльники были не менее искусны, чем портные: когда дело доходило до стрижки бороды, они могли подобрать подходящий к овалу лица фасон и даже скрыть с его помощью некоторые недостатки. Длинное худое лицо можно было расширить при помощи фасона «маркиз Отто». Обладателю плоского лица могла помочь длинная узкая борода. Если внешне человек напоминал куницу, то приходилось оставлять побольше волос на щеках, чтобы он выглядел «большим, как откормленная курица, или грозным, как гусь». Обе альтернативы кажутся малопривлекательными, еще неизвестно, что лучше — походить на горностая или на птицу на току. Харрисон заявляет, что всё это — имея в виду и ношение золотых серег, украшенных жемчугом и драгоценными камнями, — оскорбляет Бога, потому что люди стремятся улучшить то, что было дано им свыше.
Шекспировский Хотспер относился к подобному типу людей столь же нетерпимо, как и Харрисон.
Он называл их «попугаями» и рассказывал, как после битвы при Гольмдоне, когда он сам был без сил от гнева и усталости, к нему
Юного сэра Генри Перси должно было оскорбить выражение «какой-то лорд» и «надушенный, как модистка». Но слово milliner означало вовсе не производителя и торговца шляпами — так называли торговцев различными мелкими изделиями, украшениями и безделушками, особенно теми, что привозили из Милана: перчатки, ленты, украшения и духи. Торговля подобными товарами шла очень оживленно по всей стране.
В тот век душились с тем же энтузиазмом, что и приправляли пищу. У Елизаветы, как нам известно, был прекрасный нюх и «ничто не оскорбляло ее больше, чем неприятный запах»>(92). Но это было явным преувеличением, потому что в тот век слишком чувствительное обоняние было явным недостатком сродни физическому, если только человек не владел секретом, как нейтрализовать плохой запах с помощью приятного. Тогда верили, что плохие запахи вызывают болезни и чтобы оградить себя от опасности, надо постоянно окружать себя ароматами духов. Считали, что специально приготовленные ароматы могут оказывать профилактическое действие, во время чумы от каждого домовладельца в Лондоне требовали, чтобы он поддерживал огонь под обеззараживающими благовониями.
