Стрепухов усмехнулся наивности своего заместителя, но продолжал объяснять:
— Если вам или другим товарищам понадобится наша военная помощь, Красная Армия придет. Но мы придем не для того, чтобы делать у вас революцию, придем по вашему зову, чтобы спасти революцию от всяких черных баронов и белых генералов.
Дундич резко поднялся. Он решительно замотал головой, говоря: «Нет, нет». Все сидевшие с интересом наблюдали эту сцену. Они были согласны с командиром полка. Но им жалко было мечту серба о совместном походе к самому океану.
— А если кадеты возьмут нас так за горло, — заговорил сдавленно Дундич, опершись руками о край стола, — что мы не сумеем крикнуть о помощи? Тогда вы будете стоять и смотреть?
Стрепухов, видя, как сильно расстроился его заместитель, встал и успокоительно положил тяжелую ладонь на плечо серба.
— Ну что ты говоришь, дорогой мой товарищ, — мягко сказал Петр Яковлевич. — Да разве мы дадим в обиду братьев. Никогда! Мы все, как один, пойдем защищать вашу революцию. Но сначала вы ее совершите.
Дундич внимательно глядел в лицо говорившего. Смысл его слов доходил до него не так скоро. «Значит, есть разница между свершением революции и защитой ее завоеваний от всякой контры? — размышлял он, наблюдая, как Стрепухов раскуривает коротенькую трубку. — А верно получается. Я с друзьями пришел в Красную Гвардию, чтобы защитить революцию».
— Вот именно, — обрадовался Стрепухов, выслушав размышления Дундича. — А иначе, если мы с тобой пойдем от океана до океана и начнем устанавливать свои порядки, то мы будем татаро-монголами или крестоносцами.
Все в комнате облегченно засмеялись, радуясь находчивости своего командира.
— Ну уж крестоносцы… — не согласился Дундич.
— Не нравится? — усмехнулся Стрепухов. — Будь Наполеоном, пожалуйста. Дело не в названии, а в существе. И те, и другие, и третьи шли как захватчики, оккупанты. Они огнем и мечом насаждали свои порядки. Нравятся тебе они или нет — принимай. Вот так теперь кайзер Вильгельм хочет нам на шею посадить господ.
— Не выйдет! — сказал пожилой командир. — У него в фатерланде скоро такое завертится-заметелится, что ему будет не до этого.
— Что, революция? — быстро спросил Дундич.
— Она самая. Ведь мы ее по всему миру раздуем.
Дундич устало сел, взлохматил волосы.
— Ничего не понимаю. Один говорит: революция — не наше дело, другой говорит — раздуем ее по всему земному шару.
— Эх ты, голова — два уха, наклонился над ним командир полка. — Победа революции в России — тоже пожар вселенский. Искры от него в виде Декретов о земле, о мире, о свободе летят за тыщи верст, падают на благодатную землю. Вот в каком смысле мы раздуем пожар. Впрочем, чего я тебе толкую? На вот брошюру, он достал из полевой сумки небольшую книжку. Подавая Дундичу, прочел — «Государство и революция». Написал ее вождь мирового пролетариата товарищ Ульянов-Ленин.
— Ленин, — немного растерянно проговорил серб, бережно принимая брошюру. Дундич повертел книжку в руках и, смущаясь, положил на стол. — Не могу читать по-русски. Говорю плохо-плохо, а читать совсем не умею. Но я хочу научиться.
— Научим, — пообещал Петр Яковлевич. — Вот Мария Алексеевна поможет. Так что бери, читай. Тут все просто и ясно, как в жизни…
Взяв у Марии азбуку и букварь, Дундич до глубокой ночи сидел в кухне.
А утром вместе с ребятами зашел в класс, сел за последнюю парту и, не отвечая на шутки малышей, развернул тоненькую тетрадь.
Когда Мария Алексеевна вошла в класс, кто-то крикнул:
— А у нас новенький.
Мария Алексеевна подняла глаза и зарозовела щеками.
— Товарищ Дундич, — произнесла, едва поборов смущение, — я договорилась с командиром полка по вечерам учить всех неграмотных красноармейцев.
— То само собой, — сказал он, вставая.
И Самарина, поняв его состояние, подсказала:
— Но если вечером вам некогда, оставайтесь сейчас.
Не ожидая второго приглашения, Дундич тихо опустился на скамью.
Мария Алексеевна рассказывала, как год назад в столице России Петрограде восставшие рабочие и солдаты захватили Зимний дворец. Арестовали министров-буржуев. Собрали свой съезд и провозгласили по всей России власть Советов, а затем приняли Декреты о мире и о земле. А подписал эти законы Председатель Совета Народных Комиссаров Владимир Ильич Ленин. Потом учительница попросила ребят написать это имя на доске.
Дети зашушукались, задвигались и почему-то посмотрели на Дундича. Он подошел к доске, бережно, как что-то очень хрупкое, взял мел и четко написал: Ленин.
