Тревога вспыхнула с новой силой. Разговаривая с хозяином, я весь превратился в слух. По занавеске мелькали тени, до нас доносились приглушенное бормотание, хрипы.
Этуйаве понял мое состояние. Он сказал:
— Маленький мальчик болен. Его сын. Гостя нельзя беспокоить. Но ты посмотри. Можно?
Он обернулся к хозяину, и тому не оставалось ничего другого, как кивнуть, разрешая. Этуйаве отдернул занавеску.
На ящиках из-под сыра, накрытых грязными одеялами, лежал мальчик лет пяти-шести. Его глаза были широко открыты, но вряд ли они что нибудь видели. Между запекшимися потрескавшимися губами мелькал кончик языка, пытавшийся слизнуть пену. Голова мальчика была завязана цветной тряпкой, на которой пятнами проступала кровь.
— Ему на голову вчера упал камень, — сказал хозяин. — Мой брат поехал за доктором в соседний поселок, сегодня к вечеру он должен приехать.
Я внимательно посмотрел на лицо мальчика, на красные пятна, проступившие на щеках, на синяки под глазами.
— Смотри, — настойчиво сказал Этуйаве, сдвигая тряпку с головы больного.
С первого взгляда я определил, что рана неглубокая, но опасная. Осколок кости застрял в мозговой оболочке. Вероятно, уже начинается заражение. Нужна немедленная операция.
Но у меня не было никаких инструментов для лоботомии, а главное времени, необходимого для операции. С минуты на минуту могла нагрянуть погоня. Вопрос стоял так: жизнь этого ребенка-метиса или моя жизнь и связанная с ней Тайна, от которой зависят многие.
— Хорошо, что послали за врачом, — сказал я хозяину.
И тут Этуйаве допустил нетактичность. Впрочем, нетактичность — слишком слабо сказано. Это была неосторожность, которая могла бы стоить мне жизни. Акдаец со странной настойчивостью сказал:
— Но ведь ты — доктор. Так мне сказал Длинный.
Он имел в виду Густава. Я замер, сдерживая дрожь в коленях. Неужели это была просто неосторожность со стороны Густава? Проговорился? Но ведь он хорошо знает, что одна эта примета может навести их на след, подсказать им, кто скрывается под документами Риваньолло.
Может быть Густав говорил это разным людям и с определенной целью? Решил заработать? Но ведь он мог продать меня гораздо проще и быстрее. Значит, проговорился? Но тогда почему оставил в живых индейца? Проговорился и не заметил этого? Выходит, Густав уже не тот, каким я знал его? Не человек дела, за каждым словом которого скрыта цель?
Не удивляйся, старина, ведь может оказаться, что и ты не такой, каким он знал тебя. Чего только не сделает с человеком время да еще вкупе с такими помощниками, как страх и ненависть!
— Помогите ему! — настаивал Этуйаве.
До него ли мне сейчас? Я продолжал размышлять: итак, в лучшем случае это знает уже не только акдаец, но и хозяин дома и вся его семья…
— Этуйаве знает здесь человека, у которого есть белые горошины, нетерпеливо сказал акдаец. — Помогите. Ведь у мальчика болит…
Таблетки, он говорит о таблетках, думаю я. У меня тоже есть таблетки. И порошок. Есть порошок, и нет времени для операции…
Моя рука поползла в карман и нащупала плоскую коробочку. Это было очень сильное средство.
— Длинный ошибся, — сказал я акдайцу. — Я не врач. Но у мальчика скоро перестанет болеть голова. Еще до того, как приедет врач. Вот возьмите, пусть выпьет.
Я отсыпал в стакан с мутной жидкостью, вероятно, боком манго, немного порошка и сказал хозяину:
— Вскипятите для него крепкий чай, дайте настояться и остыть. Пусть мальчик выпьет сначала холодный чай, а потом это…
Акдаец благодарно кивнул мне и спросил:
— Когда надо выезжать?
— Сейчас, — сказал я, думая: он знает, но он уезжает со мной. Они знают, но у меня теперь есть гарантия, что они никому не скажут. Густав знает, но он далеко. Кто же еще знает? Кого мне надо бояться?
Я продолжал думать об этом и тогда, когда мы нагружали лодку. Хозяин дома приставал к нам, предлагая в дорогу то одно, то другое. Он готов был отдать все, что имел, в том числе и свое оружие. Но я выбрал только пистолет «вальтер» и охотничье ружье фирмы «Крафт». У хозяина оставалось еще одно ружье одноствольное, с испорченным затвором. Я убедился, что этого полудикаря не сдерживают заботы о завтрашнем дне, о будущем благополучии дома и семьи. Почему он и ему подобные не умеют заботиться о себе? Видимо, причину надо искать в его смешанном происхождении от завоеванных и завоевателей, а точнее — в африканской крови, текущей в его жилах. Природа навечно распределила силы и возможности между людьми, народами, расами так же, как и между другими своими созданиями: львами и антилопами, тиграми и ланями, волками и овцами. Тем самым она уготовила им разные судьбы. Но вот вопрос — не было ли порабощение акдайцев случайностью? В самом ли деле они принадлежат к низшей расе, как утверждали их угнетатели? А может быть, кому-то было выгодно так утверждать, природа же предопределяла совсем иначе?
Не знаменательно ли, что наконец-то существует прибор, который может способствовать восстановлению справедливости? Да, мой аппарат мог бы дать точный ответ всем этим людям, но сейчас со мной была лишь его схема, хранимая в памяти.
Хозяин долго стоял на досках причала и махал рукой, глядя нам вслед. Он повторял: «До свидания, господин, сохраним друг о друге самые приятные воспоминания». «Сохраним, но ненадолго», — мысленно отвечал я. Там, в хижине, все было сделано мною точно и незаметно. Я был уверен, что когда хозяин вернется в дом, то вместе с остальными членами своей семьи набросится на остатки поросенка и недопитое виски. А потом они надежно забудут обо мне. И если гончие нагрянут, то не смогут ничего узнать…
