Повестка дня — Икар - [3]

На углу Двадцать третьей улицы и Виргиния-авеню произошло небольшое дорожное происшествие. Оно оказалось не слишком серьезным — транспорт особенно не пострадал, никто не был опасно ранен. Такси столкнулось с правительственным лимузином, неожиданно выехавшим из подземного гаража Государственного Департамента. Оба водителя, распаренные, пылающие праведным гневом, яростно спорили друг с другом, ожидая полицейского, которого вызвал государственный служащий. В считанные секунды дорожное движение нарушилось: гудели клаксоны, из открытых окон раздавались сердитые окрики.

Пассажир такси нетерпеливо выбрался с заднего сидения машины. Высокий стройный мужчина лет сорока одет был как приезжий. В руках он держал кейс. На нем были измятые брюки, высокие сапоги и не первой свежести хлопчатобумажная куртка-сафари. На первый взгляд казалось, что он не городской житель, а профессиональный проводник, спустившийся с диких гор. Лицо контрастировало с небрежностью одежды — четко очерченное, гладко выбритое. Пассажир окинул все вокруг острым взглядом голубых глаз, мгновенно оценил обстановку и принял решение. Он положил руку на плечо спорящего таксиста и, когда тот повернулся, вручил ему две двадцатидолларовые бумажки.

— Я выхожу, — бросил незнакомец.

— Эй, мистер! Вы же все видели! Этот сукин сын выскочил как сумасшедший и даже не просигналил. И вообще!..

— Прошу прощения, но ничем не могу помочь. Я не видел и не слышал ничего, что предшествовало столкновению.

— Ну, парень! Не надо валять дурака! Он говорит, что ничего не видел и не слышал. Ты просто не любишь ввязываться!

— Когда надо, ввязываюсь, — спокойно заметил пассажир, всовывая таксисту в верхний карман куртки еще одну десятидолларовую бумажку. — Но сейчас мне не до этого…

Необычно одетый незнакомец пробрался сквозь мгновенно образовавшуюся толпу и направился к Третьей улице, к сверкающей стеклом двери Государственного Департамента. Он был единственным человеком, бредущим в это время по тротуару.

На одной из дверей в подземном комплексе Государственного Департамента красовалась табличка с загадочной надписью: «ОГАЙО-4-0». Знающим шифр было известно, что это означает: «Оман. Чрезвычайное положение». За металлической дверью стояли компьютеры. Непрерывно щелкая, они обменивались информацией с центральным банком данных, и короткий сигнал давал знать, что пришло новое, ранее неизвестное сообщение. Мужчины и женщины с напряженным вниманием изучали распечатки принтеров, пытаясь сразу же, хотя бы ориентировочно, оценить отпечатанные данные.

Ничего. Ноль. Кровавое безумие продолжалось.

В этой большой, набитой электрооборудованием комнате имелась еще одна металлическая дверь, по размерам меньшая, чем первая, и не выходящая в коридор, подобно первой. За ней находился офис Главного лица, занимающегося кризисом в Маскате. На расстоянии вытянутой руки от Главного лица располагался ряд телефонов, позволяющих ему практически мгновенно связаться с любым исполнительным органом и с любым источником информации в Вашингтоне. В настоящее время владельцем кабинета был средних лет мужчина в должности заместителя директора Оперативного Отдела — малоизвестной структуры Государственного Департамента, которая занималась проведением секретных акций. Мужчину звали Френк Сван. Сейчас — в разгар жаркого дня — никто не беспокоил Френка, его рано поседевшая голова покоилась на скрещенных руках, лежащих на столе. Он почти неделю спал только урывками, по несколько минут. От резкого звонка Сван вздрогнул и проснулся. Правая рука его дернулась. Он зажег настольную лампу, поднял телефонную трубку.

— Да! Кто это?

Сван нервно дернул кадыком. Только сейчас он понял, что звонит его собственный секретарь, находящийся пятью этажами выше. Френк послушал немного и устало выдохнул:

— Кто? Конгрессмен? Чего мне сейчас не хватает для полного счастья, так это конгрессмена. Какой придурок выболтал ему мое имя? Ничего себе секретность! Ты что, ничего придумать не можешь? Секретарь называется! Соври ему, что я у… словом, у черта на куличках. Сам с ним пообщайся.

— Думаете, я не предлагал? Но он напористый! Поэтому и звоню из вашей конторы. Я сказал ему, что могу связаться с вами только по этому телефону.

Сван часто заморгал.

— Жаль, что далековато моя преторианская гвардия и Ив Ужасный.

— Френк, я ничего не могу поделать. Я только передаю его слова. Похоже, он слишком информирован, поэтому и звоню вам.

— Давай, валяй дальше!

— Он сказал, что каким-то образом связан с делами, которыми вы сейчас непосредственно занимаетесь…

— Никто не знает, кто я и чем занимаюсь. Забудь и ты. Что еще?

— То, что он попросил передать, я записал по буквам. Конгрессмен попросил передать вам следующее сообщение: «Ma efham zain». Это о чем-то говорит вам?

Сбитый с толку Сван потряс головой. Слишком пронырливый конгрессмен на арабском языке намекал на какие-то свои возможности.

— Приставь к нему охрану и доставь сюда.

Через семь минут дверь конторы в подземелье распахнулась, ее открыл сержант в форме военно-морского флота.

Посетитель вошел и величественным кивком отпустил охрану. Сван приподнялся, с изумлением рассматривая посетителя. Конгрессмен был не слишком похож на одетых с иголочки членов Палаты Представителей, которых ему доводилось встречать в Вашингтоне. На ногах вошедшего красовались сапоги, охотничья куртка была вся в пятнах жира, который так щедро выстреливает раскаленная сковородка, установленная над костром. Для конгрессмена видок не ахти. Может быть, это неуместная и несвоевременная шутка?