Повести - [13]

— Не надо, ты ещё лет полста проживёшь с такой статью…

— Дай-то Бог… Ядрёна корень, совсем ить нет охоты помирать, — лукаво ухмыльнулся он. — Бедовая ты, Верка… Страсть как нравишься мне, эдак годиков этих полста скинуть, враз бы умыкнул!

— Умыкни… от такого корня я бы с удовольствием родила богатыря… Вот же порода была, начисто извели…

— Извели… Это точно. Раньше красивый, дюжий народ был!

— Ну и что будем делать, как жить дальше? Вразуми!

— Спать… до вечера. Спать. Ты спи, а я покараулю. Только Вероника задремала, как услышала хруст валежника, испуганно очнулась и увидела спрыгнувшего с оленя пожилого эвенка.

— Здравствуй, — приветливо поздоровался он и подсел к огню.

К удивлению Вероники, Маркелыч встретил чужака очень приветливо, подбросил свежих дровишек в костёр и навесил котелок с водой. Добродушно заверил:

— Однако, чай будем пить!

— Цай хоросо-о, — довольно промолвил гость и закивал головой.

— Рассказывай, — обратился к нему Маркелыч.

— У-у-у! Шибко много люди вас ищут, — махнул эвенк рукой вверх по реке, — ба-а-альшая экспедиция… автоматами, собаки… шибко больсой нацяльник прилетел вертолётка… У-у-у! Полна тайга люди…

— Откуда вы знаете, что нас ищут? — встряла в разговор Недвигина. — Это не нас… мы — геологи.

— Не мешай, — отмахнулся Маркелыч и вдруг заговорил с гостем на эвенкийском языке.

Тот слушал, сосредоточенно кивал головой, посасывал папиросу. Потом стал азартно говорить по-эвенкийски, приветливо хлопал по плечу старика ладонью, обернулся к Веронике и произнёс на русском:

— Амикана Маркелыч вся тайга знает… шибко давно хотел с ним цай пить, говорить… У-у-у! Шибко хоросый люча! Много эвенков спас, много добра делал таёжному народу… Пасиба, пасиба! — Он вдруг вскочил на ноги и стал кланяться.

— Сядь, Карарбах… не к лицу поклоны-то, — урезонил его смущённый Маркелыч, — связку оленей надо!

Проводник надо к Чёрным озерам. Доведёшь?

— Хоросо! К вечеру оленей из стада приведу, к Чёрным озёрам приведу… шибко боюсь туда ходи, злые духи там зывут, много людей пропадай… Тебя — поведу… Хоросый целовек ты, Маркелыч! Мой народ, тебя эвенком зовёт. На праздник оленя закалываем… Всегда вспоминаем.

— Вот тебе карабин, дарю, — расщедрился старик.

— Пасиба, сам чем будешь стрелять? Много злых людей твоему следу идет! Мно-о-ога…

— Плохих людей с твоей помощью надурим, а хорошие, вроде тебя, нам не помеха. У меня есть именное ружьё, — старик вынул из рюкзака маузер в кобуре и достал его. На рукояти сверкнула тонкая золотая пластинка с вензелями букв. — Вера, на, прочти.

— «Доблестному полковнику Дубровину от адмирала Колчака», — громко прочла она, с интересом разглядывая оружие. Оно было ухожено и тщательно смазано. Когда успел Маркелыч его вернуть к делу?

— Шибко хоросый маузер, шибко хоросый, — закивал головой эвенк, — олень стреляй, сохатый бей, медведь-амикан стреляй, це-це-це.

— К Чёрным озерам доведёшь, и его подарю… зачем он мне опосля. Для охотника маузер — мечта. Сам знаю.

Эвенк распрощался, ловко вскочил на оленя и скрылся в тайге.

— Он нас не заложит? — несмело спросила Вероника!

— Никогда в жизни! Любые пытки пройдёт, а не подведёт друга. Удивительный и благородный народ. Люблю их, как детей своих… Они и есть дети тайги: доверчивые, честные, скромные. Великие трудяги и следопыты. Всю жизнь в палатках и в сопках при любом морозе.

Водочкой их власть ваша погубила. Страшнее чумы и оспы для них водка, вымирают от неё, дураками делаются.

А какой народ! Светлый и мудрый. Последние штаны отдаст хорошему человеку, а плохого за версту чует. Дружен я с ними всю жизнь… Если бы не они, в тридцатые годы замели бы меня, и к стенке! Так на перекладных нартах упёрли в дебри Джугджурского хребта… за тыщу вёрст.

Там и жил в чуме их князька, оленей пас, золото добывал, за нево оружие им покупал, патроны, еду и медикаменты. Два сына и дочь у меня от дочери князя… как бугаи здоровенные, ни один олень их не держит, все выучились, завели семьи, в Хандыге живут.

— А вы с ними не встречаетесь?

— Почему же! Гости-и-ил. Я же на охоту из Хабаровского края иной раз забредал то в Якутию, то в Магадан… Широко люблю жить в тайге! Ходок был раньше отменный. Но, пуще всего, по рекам любил сплавляться. Завалишь пяток сушин, свяжешь покрепче и-и… попёр вниз. Аж вихрь водяной сзади на перекатах! Страх один для нормального человека…

Любо мне, девка, быть мужиком, себя испытать, смерти самой в глаза глянуть и объегорить иё… В таких переплётах бывал! А я знал, мне смерти нет. Берегиня у меня за спиной, крылами обнимала, ласкала и благословляла… Россия… ей имя.

Если бы не вынудили меня всю жизнь партизанить и скрываться, то сколь добра бы своим трудом ей принёс, сколь дел бы понаворотил, да и не только я… Нет русскому человеку, особливо патриоту, жизни при вашем строе… Задавить норовят, посадить самых лучших и разумных, грязью замызгать, сплетнями заплевать…

Как ладана, боятся черти доморощенные и заморские, что возродится Россия, умом своим станет жить, а не идеями дьявольскими ихними, разрушительными и смертными для богоносного, наивного и законопослушного русского человека.