Повести - [7]

— Такому кораблю славных капитанов носить, — сказал он задумчиво. — Но, может быть, Питер и будет славным капитаном… Как вы думаете, Корт?

Корт подтвердил, что царь Пётр удивительно умный, храбрый и предприимчивый юноша, хотя и не родился у моря.

— Ну что ж, — сказал Брандт, — пусть хотя бы познакомится с кораблём. Кто знает, что ждёт его в будущем.

Бот перетащили к Яузе и поставили под навес. Вокруг него собралась ватага мальчишек. Ребята шести—восьми лет стояли, засунув пальцы в рот, и глазели на царскую лодку. Кто-то предположил, что потешные ночью сядут на этот корабль и поплывут на нём до самого моря. Говорили, что сам царь собирается вести их в дальний поход и что вернутся они лет через десять, не раньше, если не утонут.

Лёшка Бакеев стоял поодаль. Им снова овладело беспокойство: Фёдор куда-то исчез, в сарае его не было. Убежать он не мог — на дворе его заметили бы стражники. Лёшка несколько раз бегал от Яузы к Льняному двору и обратно. Никаких следов Фёдора не было.

Начинало уже вечереть. Возле бота никого не осталось. Вдруг Лёшка услышал шорох, и знакомый голос произнёс:

— Лёша, принеси чего-нибудь поесть! У меня в брюхе урчит.

Это был Фёдор. Он вылез из бота, вздохнул и расправил плечи.

— Как ты сюда попал?

— Я внутри сидел. Меня вместе с ботом вынесли из сарая.

— Что же ты не убежал?

— А куда мне бежать? — лениво сказал Фёдор. — На дворе стражники, не убежишь никуда. Я сидел в лодке, меня и вытащили. Голландский мастер меня заметил, да он, наверно, знает про меня. Поглядел, засмеялся и ничего не сказал. Стало быть, я теперь тут и останусь, под рогожей-то…

— А ты беги обратно, в сарай!

— Никуда я не пойду, — сказал Фёдор. — Меня из этого сарая, как карася, выловят. А вокруг лодки будет потешный караул. Ещё и кормить будут. Эх, принеси, братец, поесть да почеши промеж лопаток, а то спина с утра зудит! Ну, тяжела жизнь у мореходных людей!

Так начал свою морскую жизнь капитан Фёдор Троекуров.

На следующий день строители взялись за бот. Навес окружили забором.

Оттуда целый день доносились тюканье топоров и визг пилы. Вокруг забора стояли потешные караулы и никого туда не пускали.

В конце недели забор разобрали. Бот преобразился: он был вычищен, подкрашен; руль был прилажен новый; спереди торчал бушприт;[14] палуба сияла свежими, новыми досками; над ботом высилась новая мачта. Парусов и верёвок ещё не было.

Брандт стоял возле бота с засученными рукавами, с глиняной трубкой в руках.

— Эй, мальчик! — крикнул он Лёшке Бакееву. — Это не ты ли сторожил сарай на Льняном дворе?

— Я, — застенчиво сказал Лёшка.

— Подойди поближе. Сегодня будем бот спускать на воду. Хочешь нам помогать?

Лёшка боязливо оглянулся.

— Чего боишься? Воды?

— Нет, — ответил Лёшка, — я воды не боюсь, а боюсь матушки. Брандт улыбнулся:

— Ничего, мальчик, мать не забранит. Её царь Питер живо успокоит. Ему нужны люди. Тут уже один моряк есть. Только он моряк по несчастью и, кажется, к воде не привык. Ступай к нам. Для начала принеси канат. Не бойся, я тебя не съем.

Таким образом Лёшка оказался в подмастерьях у корабельного мастера. Брандт был человек строгий, он не любил лодырей, но за хорошую работу хвалил и даже подарил Лёшке картинку, на которой красками был нарисован корабль «Орёл», построенный когда-то на Оке. А плавать по-матросски и нырять на самое дно реки Лёшку научил ещё покойный отец. К тому дню, когда бот был под салют потешного караула спущен на Яузу, Лёшка стал уже заправским моряком. Он знал все названия частей корабля и гордо говорил: «У нас на борту». Мальчишки смотрели на него с уважением. Мать ругала сына и предсказывала дурную судьбу за то, что связался с мореходами, людьми тёмными и безбожными.

Фёдор Троекуров работал мало. Он больше прятался и с нетерпением ждал указа выходить на волю. Но Пётр был занят.

Привезли две новые пушки, и с Потешного поля по целым дням доносились гулкие удары и тянулся дым.

Наконец починку закончили. Бот был выкрашен красной краской. Вдоль борта протянулась нарядная кайма из белых, красных и синих треугольников. На ней золотом сияло название: «Святой Пётр», а на носу был зеленью нарисован человеческий глаз.

Художники-резчики больше всего потрудились над кормой. Здесь помещалась вырезанная из дерева картина: старик в белой одежде и красной шапке, около него дом, а вдали судно, идущее под парусом.

Лёшка учился тянуть верёвку и поднимать парус. Однажды к вечеру Брандт пришёл из Преображенского весёлый и сказал, что утром Пётр будет осматривать бот, а затем бот поплывёт по Яузе.

— А тебе, Фёдор, завтра будет свобода, — прибавил он. — Кажется, отец твой сменил гнев на милость и разрешил тебе остаться здесь.

Утром на берегу постлали ковёр и поставили кресла для почётных гостей. Когда солнце поднялось, забили барабаны и заиграли трубы. Потешные роты выстроились на берегу. Под звуки музыки явился Пётр, в новом кафтане, с золотой шпагой на красной перевязи. За ним следовали генерал Ромодановский в парадной форме и боярин Стрешнев. Со стрелецким караулом приехал и боярин Троекуров. Они заняли кресла на берегу.

Лёшка был на своём месте, у паруса. Корт стоял с топором, готовый обрубить канат. Брант поднял вверх пивную кружку и провозгласил тост за здоровье его царского величества и за благополучное плавание. Он осушил кружку залпом и бросил её за борт. Пётр подал знак, и под гром пушек ботик отвалил от пристани.