Повести. Рассказы - [118]

— Спаси нас, о святейшая! — Один из тех, у кого на нижней части лица росла белая шерсть, поднял голову и заговорил, то и дело останавливаясь из-за приступов рвоты. — Спаси нас… Твои слуги… хотели стать небожителями… Вдруг случилась нежданная беда, сокрушились небо и земля… Но теперь, о счастье… встретилась ты, святейшая… Спаси, умоляем, нас, ничтожных муравьев… и даруй нам эликсир… эликсир бессмертия…

Вслед за этими словами он принялся как-то странно опускать и подымать голову.

В полном недоумении она переспросила:

— Что, что?

Тут уже многие раскрыли рты, не переставая блевать, заголосили вслед за первым «святейшая, святейшая», а потом стали совершать странные движения. Выведенная из себя поднявшимся шумом, Нюй-ва пожалела, что задержала эти горы и вот вынуждена терпеть такую напасть. Беспомощно оглядевшись вокруг, она заметила группу огромных черепах, резвившихся в море. Обрадованная, она взгромоздила на них горы и наказала: «Отвезите-ка их в надежное место!» Черепахи, казалось, понимающе закивали и строем поплыли вдаль. Но в самом начале один из беловолосых от резкого толчка скатился с горы и не успел взобраться обратно, плавать он тоже не умел и теперь валялся на берегу моря, награждая себя тумаками. Нюй-ва даже пожалела его немного, но помогать ему не стала — у нее попросту не было времени на подобные пустяки.

Переведя дыхание и почувствовав, что от сердца отлегло, она осмотрелась вокруг: вода порядком спала, там и сям виднелись пространства земли и камней, между которыми таились все те же существа. Одни из них лежали недвижно, другие еще шевелились. Она успела заметить одного из них, уставившегося на нее ненавидящим взглядом; почти все его тело было закрыто железными пластинками, на лице были написаны разочарование и испуг.

— Что случилось? — спросила она.

— Увы, ниспослано Небом несчастье, — ответил тот печально и жалобно. — Чжуань-сюй,[311] беспутный, восстал на моего государя. Государь мой поднял карающий меч Неба, и был бой близ стольного града, но не помогло Небо достойному, повернули наши воины вспять…

— Что, что? — Нюй-ва очень удивилась, ей никогда еще не доводилось слышать подобных речей.

— Наши воины повернули вспять, мой же государь ударился головой о гору Бучжоу, сиречь Некруглую, сломал небесную подпорку, разрушил земную основу и сам лишился жизни. Увы, воистину…

— Ладно, ладно, все равно ничего не понимаю. — Нюй-ва отвернулась, но тотчас же увидела другое лицо — довольное и гордое. Обладатель его тоже был с головы до ног покрыт железными пластинками.

— Что же все-таки случилось? — Поняв, что маленькие существа способны принимать самые разные обличья, Нюй-ва понадеялась услышать другой, более понятный ответ.

— Сердца у людей не те, что древле. Кан-хуэй,[312] обуянный жадностью, позарился на Небесный трон, мой государь поднял карающий меч Неба, и был бой близ стольного града, и Небо помогло достойному. Неудержимо шли вперед наши воины, и был предан казни Кан-хуэй у горы Бучжоу.

— Как? — Она по-прежнему ничего не понимала.

— Сердца у людей не те, что древле…

— Довольно, опять ты за свое! — рассердилась Нюй-ва, краска залила ее лицо до самых ушей. Она быстро отвернулась и после долгих поисков нашла существо, не покрытое железными пластинками. Этот был совсем голый, в кровоточащих порезах, и только чресла прикрывал кусок рваной материи. Этот кусок он только что снял с другого существа, лежавшего рядом без движения, и поспешно накинул на себя, причем лицо его сохраняло выражение полного безразличия.

Предположив, что это существо относится к иной разновидности, нежели обладатели железных пластинок, и что от него можно будет услышать более толковый ответ, она спросила:

— Что здесь случилось?

— Что здесь случилось? — сказал он, чуть приподняв голову.

— То, что тут стряслось…

— Что тут стряслось?

— Наверное, война? — Ей не оставалось ничего другого, как самой пуститься в догадки.

— Наверное, война? — тоже переспросил он.

Нюй-ва сделала глубокий вдох и, запрокинув голову, посмотрела ввысь. На небе зияла большая трещина, чрезвычайно глубокая и чрезвычайно широкая. Она постучала ногтем — звук был глухой, словно стучали по разбитой чашке. Нахмурившись, она внимательно осмотрелась вокруг, призадумалась, потом стряхнула воду с волос, откинула их за спину и, приободрившись, пошла рвать сухие стебли тростника; она приняла решение: «Сначала починю, а там видно будет».

С той поры она дни и ночи таскала тростник, и чем выше становилась груда стеблей, тем сильнее худела Нюй-ва, потому что все было не так, как прежде, ничто не радовало глаза и сердце — ни покосившееся и треснувшее небо вверху, ни зловонная и разбитая земля внизу.

Когда груда тростника достигла трещины, Нюй-ва отправилась искать синие камни. Поначалу она думала обойтись лишь камнями чистого темно-синего цвета — цвета неба, но таких камней на земле было не так уж много. К тому же большие горы ей было жалко, а когда она собирала осколки в людных местах, над ней насмехались, ругали ее, отнимали камни, а порой даже кусали руки. Пришлось ей добавлять белых камней, а когда их тоже не хватило, в ход пошли и красновато-желтые, и серовато-черные. Как бы то ни было, трещина в конце концов была кое-как заполнена; чтобы завершить дело, надо было лишь развести огонь и расплавить камни, однако Нюй-ва не стояла на ногах от усталости, в ушах у нее звенело, перед глазами плыли круги.