Повести. Пьесы - [61]

Развод оформили без проблем.

Первое время Алевтина жалела, что так получилось, ей даже казалось, что весь этот развод как бы понарошку, вроде супружеской ссоры: посидят по углам, подуются, а там или напьются на пару, или постель помирит. В конце концов, Димка был хороший муж, уютный, покладистый, не мелочный и не ревнивый — чего еще желать в наши дни? С таким мужем не страшно стариться… Но постепенно стало ощущаться, что и без мужа, в общем-то, не так уж плохо. Он жил теперь где-то, почти не заходил, и в этом было свое удобство — чувствовать себя в своем доме полновластной хозяйкой. И если Варька не приходила ночевать (прежде врала, что у подруги, теперь просто ставила в известность — «Мам, я не приду»), Алевтина звала кого хотела с возбуждающей молодежной формулировкой: «Хата свободна».

Порой, размечтавшись, она придумывала будущую их с Варькой шокирующе-нестандартную семью: молодая мать молодой дочери практически подруга, понимание и откровенность, общая компания, общие тряпки, снисходительная взаимовыручка с обеих сторон…

Квартиру она сразу же решила не разменивать — пусть живет у соплюхи или вступает в кооператив, они с Варькой не обязаны ломать быт из-за его закидонов. Приятель по ее первому, знаменитому театру даже подсказал конкретную возможность. Алевтина записала телефон, но предлагать помощь бывшему мужу, конечно же, не стала — пусть сперва попросит.

Словом, все сложилось так приемлемо, что даже у подруг не было повода ее пожалеть.

Но как-то через месячишко после развода Алевтина услышала из соседней комнаты дочкин с кем-то телефонный разговор. Пренебрежительно похмыкивая (ее обычная манера) Варька рассказывала кому-то: «Батя? Батя в большом порядке. Такую телку наколол! Двадцать лет и ноги из подмышек… То-то и оно. Кто бы мог подумать… Вот так вот, девушка, упустила шанс…» Дальше пошел ее обычный дурацкий разговор, почти целиком из междометий.

У Алевтины затряслись губы. Неужели сочувствует — ему? В разговорах с матерью Варька ничего подобного себе не позволяла. А вот с подругой… Предательство, тихое предательство за спиной.

Ничего выяснять Алевтины не стала. Но вечером все-таки сорвалась, из-за какой-то мелочи наорала на Варьку, а когда та огрызнулась, даже съездила по физиономии, чтобы не забывала, кто из них мать, а кто дочь. Варька, с презрением фыркнув, ушла к себе.

Через час они формально помирились, Алевтина извинилась, даже вместе попили чаю. Но в глаза Варька не смотрела, сидела напряженно, остро выставив локти, и вообще была опасна, как перетянутый тросик — не дай бог, лопнет и по глазам. Алевтина потом долго не засыпала и кляла себя, предвидя, что за эту материнскую затрещину ей еще платить и платить.

Платить действительно пришлось.

Довольно скоро Алевтина ощутила тревогу. Ничего вроде не происходило, мир и покой, а было не по себе. Потом Алевтина сообразила, в чем дело: Варька перестала просить деньги. А однажды вдруг притащила дорогие импортные сапоги. Спрашивать, на какие шиши, Алевтина не стала, чтобы не услышать очевидный ответ: все вычислялось элементарно.

Мудро выждав с неделю, Алевтина сказала как бы между прочим:

— Да, ты отца-то видишь?

Варька шевельнула ладошками:

— Естественно.

— Как он там?

— Нормаль.

Интонация была безликая, но Алевтина вновь ощутила, как подрагивает тросик.

— Я ведь к чему? — объяснила она. — Тут вариант с кооперативом, причем довольно срочный. Ты скажи ему, пусть позвонит. Через год можно въехать, такое не валяется.

— Конечно, скажу, — вполне дружелюбно отозвалась Варька. После чего тем же тоном сообщила: — Кстати, мам, знаешь — я останусь с отцом.

— Как — с отцом? — глупо переспросила Алевтина.

— Ну, с отцом, — почти ласково повторила дочь.

— Так, — проговорила Алевтина, — так… И давно ты это решила?

— Мама, — сказала Варька, — ты не обижайся, но так же лучше. Останусь с тобой — это будет твоя квартира. А там моя. Две бабы в одной норе…

— Но ведь там тоже, кажется, баба? — Еще театральные интриги приучили Алевтину владеть собой.

— Ой, да ну что ты! — успокоила Варька. — Гулька-то? Да она в него так влюблена, что и меня чуть не облизывает. Первая подруга! — и улыбнулась матери.

Ненавидит, поняла Алевтина, ненавидит.

А молоденькая сучка, которую она когда-то в муках родила на свет, продолжала отвратительно сладким голоском:

— Сапоги видала? Это же она! Искала, выбирала, отец только деньги дал…

Вот сейчас Алевтине по-настоящему захотелось ей врезать, не для чего-нибудь, просто врезать, и все. Но надо было держаться: она понимала, что ситуация не та, власть кончилась, и на сей раз получится не материнский урок, а злобная бабская драка.

— Ну что ж, — сказала она растерянно, — если после всего, что было, тебе важней сапоги…

— А что было-то? — удивилась Варька. — Что такое было-то?

— А, по-твоему, ничего не было?

Глаза у Варьки блеснули зеленым!

— Да нет, почему же, было, конечно. Так ведь и у тебя было. Нет, что ли? Ну чего ты, мать, в самом деле? Ведь все же так! Как ты, так и он.

— Я по крайней мере новую семью не заводила.

— А вот он завел!

Алевтина усмехнулась как можно презрительней:

— Ну, раз ты этому рада…