Повести о Бочелене и Корбале Броче. Часть вторая - [10]

- Конечно, милорд. Как и другую черную одежду, и черную рубаху, и черные брюки.

- Замечательно. Ну, прибирайся здесь. Встретимся в Большой Палате.

Грошвод поклонился. - Хорошо, милорд.

Когда Клыгрызуб вышел из камеры, Грошвод опустил табличку и горестно ее изучил, примечая лепестки пепла, запятнавшие золото растаявшего воска. - Удивляться ли, что глаза меня подводят? - пробормотал он.

- Ради благих богов милосердия, Грошвод! Освободи меня!

Писец глянул на злосчастную фигуру. - Похоже, удары были не такими уж сильными? Пинки в голень, да, это умнее. Но согласитесь, сир, что сегодняшний сеанс был умеренным.

- Ты зол как мой брат!

- Умоляю, милорд! Я у него на службе, мне платят, как кухаркам, горничным и так далее! Это делает всех нас злыми? Чепуха. Кто тут зол, сир, так это вы, навлекающий на меня беды и трудности. Мне нужно есть, верно? Пища на столе, кров над головой и тому подобное. Вы отказываете мне в правах? Но сколько я протяну, бросив вызов вашему брату? О нет, он меня не просто сожжет. Нет, он будет меня поджаривать! В этих цепях буду визжать и извиваться я. Неужели вы реально желаете мне такого, сир? Ради немногих мгновений благой свободы?

Тусклые глаза Вармета не отрывались от Грошвода все время, пока писец резонно защищал себя. Затем он сказал: - Моя плоть разрушена. Душа вопит от вечных мук. Суставы терзает лихорадка. Мышцы шеи дрожат при малейшей попытке поднять голову. Прежде я был здоровым мужчиной, но взгляни на меня сейчас... нет, погоди до завтра - я стану еще хуже. Итак, ты не пошевелишь рукой. Тогда я проклинаю тебя, Грошвод, со всей властью умирающего.

- Как жестоко! Подло! Меня ли стыдить? Мной командует ваш брат!

Вармет оскалил окровавленные зубы. - Вот, мы поистине разные, ты и я. Взгляни и увидишь: во всех цепях душа моя осталась свободной. Но ты... ты свою продал, и задешево.

Бормотание донеслось со стороны второго скованного пленника; Вармет и Грошвод поглядели туда, увидев, что пленник шевелится, подтягивает ноги и - медленно, мучительно - встает, ослабляя бремя оков. Лицо в ужасных шрамах обратилось к ним. - Зеленые на всяческий размер. Только это я тебе и скажу, Вармет.

Усыпанный каплями пота лоб Вармета наморщился над кольцом горелой плоти. - Ладно, дай минутку. Грошвод еще здесь.

- Зеленые...

- Я беседую, чтоб тебя!

- У тебя четыре вопроса, Вармет! - пропел мужчина.

- Заткнись! Я не готов продолжать!

- Четыре вопроса!

- Ба? Твердые или жидкие?

- И так и так, хе-хе!

Грошвод поднял табличку и поспешил к выходу.

- Стой, писец! Куда же ты?

- Не могу! - крикнул Грошвод. - Не заставляйте меня оставаться, милорд!

- Надо убрать кровь, дерьмо и мочу - хозяин тебе приказал!

Грошвод замер почти в досягаемости дверного засова. - Нечестно! - прошептал он, поднося надушенный платок к носу. Однако Вармет сказал правду, чтоб его. Писец развернулся. - Теплые или холодные?

- Ты не можешь спрашивать! - взвизгнул второй пленник.

- Теплые или холодные? - крикнул Вармет. - Вот мой следующий вопрос!

- Средние!

Вздохнув, Грошвод буркнул: - Подавись соплями.

- Жулики!

- Сопли? - удивился Вармет. - Это сопли? Сопли! Я выиграл!

Феловиль Великодушная поправила грудь под запятнанной блузкой и тяжко вздохнула, усаживаясь напротив моряка. - Уже давно, - сказала она, - не было у нас столько чужеземцев.

Старик пожал плечами, не ослабляя крепкого захвата на кружке горячего рома - рома было слишком много, но когда он, даже не прикончив первую порцию, бросил на стол новенькую серебряную монету, она решила не советовать здравую умеренность, ведь мужичок промерз до мозга костей. Она-то видит. - Грабители поганые, - сказал он тихим, недоброжелательным тоном.

- Ну что ты. - Она даже отпрянула. - Нет причин быть невежливым. Давай начнем снова. Я Феловиль Великодушная, хозяйка "Королевской Пяты".

- Рад за тебя. Меня зовут Эмансипор Риз. Запоминать не нужно, я не намерен задерживаться здесь надолго. Надеюсь.

- Пока есть монета, - сказала она, - тебе здесь будут рады, гарантирую. - Она глянула на сидевшего рядом с моряком Шпилгита и скривилась. - Помни, фактор, за тобой должок, а зима впереди долгая и холодная.

Шпилгит придвинулся к Эмансипору. - Вот за что ее зовут Великодушной, понял?

- Ох, я вполне великодушна, - взвилась женщина, - когда дело того стоит. Какое великодушие к чужаку-дураку, появляющемуся тут и зовущему себя треклятым сборщиком налогов? Мы отстроились сами и никому ничего не должны! Так и передай своим чопорным боссам!

- Передам, Феловиль, передам. Обещаю!

- Да не забудь!

- Уж не забуду!

- Давай!

- Скоро!

Якль подал голос от окна: - Что он делает с телами?

Один Эмансипор не повернулся, сгорбившись над исходящей паром кружкой и вдыхая кружащий голову аромат.

Феловиль с кряхтением выпрямилась и подошла к двери. Открыла, породив скрипы. И тут же торопливо втянула голову, развернувшись к Шпилгиту. - Это он, убийца голема?

- Он его потрошил, когда мы пришли, - сказал Шпилгит.

- Как он его убил?

- Без понятия, Феловиль. Но он это сделал, и ни царапины!

Сообразив, что завела беседу со сборщиком налогов, она торопливо отвернулась, еще чуточку придвигаясь к двери и наблюдая, как Хордило ведет пленников к Гаддовой дороге. Шпилгит появился вместе с милой доченькой - одного этого хватило, чтобы Феловиль пожелала перерезать ему глотку прямо здесь и сейчас. Но подобное публичное убийство вредно для дела, почти все ее девочки будут огорчены, а это к добру не ведет. Она попросту отослала Фемалу в личную комнату - ожидать подходящего наказания. А пока пусть жаждущая стать шлюхой деваха потомится еще немного.