Повести и рассказы - [69]

Лезвик уже стал спорить, что это искусственные, а не природные скалы, но пригнанные три свежих пары волов втащили на гору прежних двенадцать и каруцу. Пора было ехать, чтобы не опоздать в Костешти к обеду товарища Рацкого. Девять пар волов прибыли наконец к деревне Костешти. Тут им придали рыси, и они скоком привлекли каруцу к хате Рацкого. Все, что было у него товарищей, высыпало дивиться торжественному приезду патриархальной колесницы.

– Посмотрите, господа, – сказал Лезвик, едва только успели надорваться груди от смеху: – вот говорят, что это природные скалы!

– Ха, ха, ха! – раздалось снова.

– Похожи на природные!

– Какие же природные, господа? – сказал один «офицер-ди-императ». – Это искусственные.

– Это просто была плотина, которую прорвала вода, – сказал Леззик. – Пойдемте, посмотрите сами.

– Пойдемте, пойдемте сами! – вскричали все.

– Пойдемте.

До скал было не более двухсот шагов от квартиры Рацкого. Берегом реки подошли к гранитным воротам, сквозь которые катился сжатый Прут и где впадал Чугур. По камням пробрались на другую сторону, где был пикет казачий.

– Что, Лезвик? Искусственные скалы? Плотина?

– Разумеется. Спросите хоть у казака. Эй, казак, что это, плотина или, природные скалы?

– Чертова плотина, ваше благородие, – отвечал лихой казак.

– Все-таки моя правда, – сказал Лезвик.

– Согласны, если черт строил ее.

– По мне все равно, кто строил. Только я говорю, что искусственная, а не природная!

– Действительно, ваше благородие, черт строил, только не русский, а молдаванский, по имени «Драку».[79]

– Ты не был ли при этом?

– Нет, ваше благородие: это было в давние времена, при моем деде. Он вот как раз стоял на этом месте на часах и видел, как все происходило.

– А как же все это происходило?

– Долга сказка, ваше благородие, да притом же и не даровая.

– Вот тебе задаток, – сказал Светов, подавая казаку золотую монету.

– Извольте слушать, – сказал казак.

«Вот, по сю сторону Чугура было царство Болгарское, а по ту сторону жили хохлы-руснаки. У хохлатского царя была дочь Лунка-царевна, а у болгарского хана „бритая голова, плешь засаленная“ был сын Тартаул-царевич, великий богатырь и наездник. Когда пришло время выдавать прекрасную Лунку-царевну замуж, хохлатский царь послал гонцов во все царства с портретами своей дочери и просил царей и царевичей к себе на пир великий и ратоборство, кому честь, и слава, и рука царевны. Вот съехались со всех стран цари, и царевичи, и богатыри великие. Сам царь встречает, есаулы гостей под руки принимают. Началось полеванье. Всех победил угорский королевич.

– Ну, – говорит, – богатыри и витязи, с кем еще копья померять, силы изведать? Или нет больше ни храброго, ни удалого?

– Есть еще один! – крикнул богатырским голосом витязь „светлая броня, ничьим копьем не оцарапана“. – Не нужно, – говорит, – ворот отворять, моему коню высокий тын не помеха.

Глядь, уж стоит посреди поля. Разъехались добрые молодцы, тупым концом позабавились. Не успели глазом моргнуть, а угорский королевич лежит на земле. Повели витязя в палаты под руки, встречают его с кубками заздравными, подносит царевна венец ему, просит снять шлем богатырский. Снял витязь шлем, а под шлемом шлык: [80] так все и ахнули.

– Нет, – говорит царь хохлатский:- не пойдет моя дочь замуж за бритую голову!

– Царь-государь, – сказал витязь: – не в хохле дело, а дело в том, полюбит ли меня прекрасная дщерь твоя; если любит, то я, изволь, отрощу хохол до пяты.

Царевна сладко очи потупила. А царь сказал:

– Ну, будь по-твоему, будь ты мне зять нареченный; проси у твоего родителя благословенья.

Поехал Тартаул к своему родителю просить благословенья жениться на единородной дщери царя хохлатского.

– Как? – говорит хан „бритая голова, плешь засаленная“. – Чтоб ты женился на хохлачке, на бараньей голове?

Молил, молил Тартаул отца своего – ничто не берет.

– Ну, – говорит Тартаул: – если не позволяешь, так уж быть беде! Струсил хан: любил он сына.

– Хорошо, – сказал, – согласен. Только пусть дает в приданое за дочерью море.

Поехал Тартаул к возлюбленной невесте и говорит царю: так и так.

– Помилуй, твой отец с ума сошел! У меня и моря нет в целом царстве. Земли сколько хочешь!

– Хитер у меня отец! – сказал Тартаул. – Что делать? Есть, говорят, чародей Чугур; поеду, посоветуюсь с ним: у него есть на все отводы.

Приехал к Чугуру: жил он отшельником в горе; посреди леса сидел сиднем на пне и не двигался с места. Приехал, рассказал свое горе: вот так и так, что делать?

– Драку шти! Черт знает! – сказал Чугур.

– Коли черт знает, так попроси его, сделай милость, научить, что делать.

– Что дашь?

– Что хочешь.

– Видишь: в вашем владенье, у Гнилого Моря, есть сто могил моих предков; перевези их все сюда, со всем, что в них есть.

– Изволь! хоть тысячу!

Обрадовался Тартаул и тотчас же отправил подводы на Гнилое Море. Вот их и перевезли на то место, где теперь Сута-Моджиле.

– Ну, – сказал Чугур: – спасибо! Я тебе услужу. Ступай к отцу и скажи, что царь хохлатский дает море в приданое дочери. Вези его на свадьбу.

Поехал Тартаул к отцу, говорит ему: так и так, будет море в приданое.

– Да откуда он взял море? – спросил хан.