Повести и рассказы - [18]

Глайзер подал команду. Её подхватили инструктора:

— Шагом арш!

— От-ста-вить!

— Шаг назад!

— Как шагаешь, свинья! — раздавалось всюду.

Слышался тяжёлый топот ног по раскалённому солнцем гравию и шумное дыхание ребят, изнемогающих от зноя.

Взгляд коменданта привлекла группа мальчиков, стоявших около двенадцатого барака. Штейнер не спеша сошёл с подмостков и направился к ним:

— Что произошло?

— Балбесы, господин комендант, — отвечал надзиратель. — Ничего не понимают, как скоты.

— Не понимают? А вы на что? — язвительно спросил: Штейнер. — Вы-то понимаете, что нужно делать в таких случаях?

Надзиратель смутился и не ответил.

Штейнер шагнул к Толе, который стоял, опустив голову, и царапал гравий носком рваного ботинка.

— Как стоять!

Толя вздрогнул, поднял голову, вытянулся.

— Шагать вперёд!

Толя сделал шаг и замер.

— Шагать туда! — указывал Штейнер рукой назад. — Почему ты шагать с правой нога?

— Я… я ошибся.

— О-о… ошипся!.. Почему ты ошипся? Много русский лень?

Худое, жёлтое лицо Толи покрылось каплями холодного пота. Он хотел сказать, что болен, но ясно понимал, что оправдываться бессмысленно.

Штейнер слегка нагнулся, вытянул длинную, покрасневшую шею, присел, поднялся и сказал:

— Так давай…

«Айн, цвай! Айн, цвай!» — отсчитывал Штейнер в такт приседаниям Толи. На пятом или шестом приседании у Толи потемнело в глазах, подкосились ноги, и он, покачнувшись, беспомощно опустился назад. Но всё-таки Толя не упал и, оттолкнувшись здоровой рукой от земли, снова с трудом поднялся. Ребята с жалостью и тревогой смотрели на Толю, а он едва держался на ногах, покачиваясь из стороны в сторону, тяжело дыша. Из задних рядов вырвалось:

— Звери!

— Вставайт прямо! — Штейнер толкнул сухим, костлявым кулаком в грудь Толи.

Мальчик потерял равновесие. Теперь он наверняка упал бы, но кто-то подхватил его и помог устоять. Толя ничего не видел. Глаза заволокло горькими слезами обиды.

— Я болен. Я не могу больше… — проговорил он хрипло.

— Молчать! — заорал Штейнер.

— Господин комендант, он правда болен! — не выдержав, крикнул Вова.

Штейнер мельком бросил злой взгляд на Вову и ударил Толю по лицу. Мальчик, как сноп, повалился наземь. Штейнер со злобой ударил его сапогом в бок.

Толя застонал.

Глаза Жоры загорелись злыми огоньками. Он сжал кулаки и подался вперёд. Казалось, вот-вот он бросится на коменданта. Но кто-то схватил его за руку и прошептал:

— Стой!

Жора обернулся и увидел бледное лицо Вовы. Слёзы катились по его щекам, губы вздрагивали, и весь он трясся, как в ознобе. По рядам пронёсся ропот негодования. И тут мальчики увидели: собрав последние силы, Толя приподнял окровавленную голову, медленно встал на ноги и плюнул прямо в лицо коменданту.

Ребята, ахнули. В этот же миг тяжёлый удар Штейнера свалил Толю на землю. Взбешённый комендант, крича что-то по-немецки, топтал упавшего мальчика своими большими начищенными сапогами. Толя тяжело дышал и хрипел. Потом он как-то странно вытянулся.

Тяжело дыша и разрывая зубами потухшую сигару, комендант пошёл к выходу. Ребята бросились к Толе, но охранники уже подхватили его и понесли куда-то за бараки.

Жора, до боли сжимая кулаки, с дрожью в голосе шептал:

— Обожди, гад!.. Мы ещё рассчитаемся с тобой!

10. В НЕИЗВЕСТНОСТЬ

После «смотра» ребят разогнали по баракам переодеться. Вова плакал, плакал, как маленький. Он и Жора хотели было совсем не выходить из барака — сказать, что у них больше нечего надеть, — но один из мальчиков подал мысль: пожаловаться на коменданта важным господам, которые должны приехать в лагерь.

— Попробуем! — решился Вова и вытер лицо. — Давай одеваться!

— Гады! Гады! — повторял Жора. — Я бы задушил эту вонючую воблу, если бы ты не остановил меня.

— Тебя бы убили, как и Толю, — вздохнул Вова.

— Подожди, мы всё равно рассчитаемся с ним…

Жора помолчал, и как будто одного их желания было достаточно, чтобы уничтожить Штейнера, тихо спросил:

— Уберём его?

— Не знаю. Пожалуй, нам одним ничего не сделать…

Вова первый выбежал во двор. На площадке уже выстроилась колонна девочек из десятого барака. Пробегая мимо них, Вова увидел Люсю. Не останавливаясь, он с тоской произнёс, глядя на Люсю:

— Толи больше нет!

В первую секунду Люся ничего не поняла, но, когда Вова был уже в конце колонны, до её сознания дошёл страшный смысл его слов: «Толи больше нет». Так это его, наверное, тащили сейчас по земле полицейские…

— Я так и знала, — сурово прошептала Шура. — Он ведь совсем был больной. Разве мог он выдержать! — она с ненавистью оглядела лагерь.

Как хотелось подругам забраться сейчас куда-нибудь подальше, поговорить о неожиданной страшной новости! Но раздалась команда:

— Смирно!

У ворот лагеря показались автомашины: легковые, грузовые, автобусы. Во дворе остались только полицейские. Все немцы во главе со Штейнером пошли встречать гостей.

У подмостков поставили письменный стол и стулья в три ряда.

— Что это будет? — пожал плечами Вова.

— Похоже, для зрителей, — предположил Жора.

— Что ж, они смотреть на нас будут, как в театре?

В воротах появилась целая процессия. Впереди шли дамы, и с ними — Штейнер. Сзади — мужчины, толстые, важные, хорошо одетые, в летних костюмах, в шляпах, с тросточками. Дамы сразу же уселись на стулья, обмахиваясь веерами, шляпками, платочками: их беспокоили мухи и комары. Мужчины остановились у первого ряда выстроенных ребят и с любопытством рассматривали их.