Повести и рассказы писателей ГДР. Том II - [7]

Они такие громадные, эти новые дома, что и спустя два года ты толком не знаешь, с кем живешь под одной крышей. Старые устои должны смениться новыми. Они будут появляться незаметно, но непрестанно, как и те, раньше; пожалуй, они уже есть, только мы их еще не замечаем. Нужно пристальней вглядываться в окружающее, решил он. Потом подумал: «Хорошо бы, Ханна вернулась. И урожай был бы собран, и дом не изнывал бы от тоски, да и вообще. Но нужно терпеть. Ничего не попишешь. Бог знает какие странные вещи творятся сейчас на свете».

Томас горячился:

— Во всяком случае, все это не так, как нам говорили в школе. Они изготовляют свыше трехсот различных деталей, но в малых сериях; если же разобраться, можно обойтись одной сотней, только серии утроить, ведь в основном детали отличаются друг от друга лишь на несколько сантиметров. Но разумеется, никто тебя и слушать не хочет. Стоит открыть рот, и они так на тебя смотрят, будто у тебя не хватает винтиков.

— Та-та-та, — проговорил Трумпетер, — ровно десять дней, как вылупилось яичко, и уже кур учит.

— Именно так, именно это они и сказали, — обрадовался Томас.

Откусив булочку, он насмешливо взглянул на отца:

— Эх, и хороши дома, что один за другим вырастают вокруг, разве тут уместно вспоминать о какой-то там себестоимости?

Пожалуй, Трумпетер понимал, что Томас прав, но, с другой стороны, вряд ли все обстояло так просто, он по крайней мере не мог себе это представить. Ведь что получается, стоит послать на завод одного смекалистого парнишку, и он сразу проникает в самую суть производства. А подготовки, между прочим, никакой. И молоко на губах не обсохло. Все это он и высказал сыну, впрочем в весьма дружелюбной форме.

Томас сказал:

— Нет, ты все-таки послушай. Есть тут один, из строительного института; он ходит из цеха в цех, все что-то считает. Бородища как у Иисуса, вот к нему меня и приставили, ведь я в арифметике больше кумекаю, чем в железобетонных конструкциях. Он мне все и растолковал.

А через три дня я и сам увидел. Заводские, они ничего не понимают, тем и славятся, так этот, из Академии, и оказал.

— А-а-а, — протянул Трумпетер.

— Да-а-а, — отозвался Томас.

И разрезал четвертую булочку, намазал одну половнику маслом, на другую положил колбасу. За окном солнечные лучи по-прежнему обжигали город. К счастью, у них сегодня вторая смена, к тому времени полегчает, но и без того неплохо, а будет все лучше и лучше, как любил говорить Трумпетер, просматривая газету.

— Ну и возись со своим Иисусом, — посоветовал Трумпетер.

— И буду, — ответил Томас. — Еще и сочинение о нем напишу, вот дадут тему: «Наш новый город». И заработаю кол, впрочем, может, и пятерку, по-всякому может обернуться.

Ну, это Трумпетер и без него понимает.

«Если парень разок-другой стукнется лбом, это только на пользу, — думает он. — Без этого нельзя, только так и становишься человеком. Пятерка или кол, а парень растет хороший, видно, кто-то здорово на него влияет. — Трумпетер поднялся и стал убирать со стола. — И занятие парашютизмом идет на пользу. Кто не боится большой высоты не испугается и малой. Это только сначала страшно, но постепенно вырабатывается привычка к мужеству, человек словно перерождается, и страх все больше теряет над ним власть».

По ассоциации мысль Трумпетера снова перескочила к мучающей его проблеме: «Закон больших чисел, нет, он сбивает с толку. Сбивает с толку и пресловутое право человека на свое «я». Ведь с правом или без права, а каждый человек все равно имеет это «я», что ж толковать об этом. Важно другое — только тот становится индивидуальностью, кто сливается в одно целое с народом. Легко сказать, но как этого достигнуть? Что нужно делать для того, чтобы массы поднялись до уровня лучших сынов народа, чтобы не произошел обратный процесс? Как воспитать не просто смышленых пареньков, а людей с большой буквы, уверенно и смело идущих в будущее. Вот они, проблемы, — думал он. — Ведь бывает и так: все мы мечтаем о чем-то, но жизнь превращает нашу мечту в нечто такое, о чем никто и не помышлял. Может ли человек управлять обстоятельствами или он только подчиняется им? Скажем, встретив Ханну, я не женился на маленькой Геблер с улицы Гёте (а ведь что-то между нами было), и это, конечно, случай. Но то, что мы сразу поняли друг друга, Ханна и я, и спустя три месяца поженились, то, что мы и сегодня понимаем друг друга, несколько по-иному, но, я бы сказал, даже лучше, чем раньше, — это уже не случайно. Ведь именно потому, что Ханна была Ханной, я ее, а не кого другого потащил в ЗАГС; кстати, кто кого тащил — я ее или она меня? Пусть случай, ладно, а все-таки главное зависит от нас самих.

Да-а, и еще вопрос: перед нами всегда несколько путей, и мы должны выбрать, по какому из них пойти, иначе вообще пути не будет; и выбрать правильно или по меньшей мере как можно правильней, в противном случае опять-таки пути не будет. Итак, дело в том, чтобы право было у всех. Право на разумное существование, право на разумный выбор. И главное, право отказаться от неразумного выбора. Вот и дошел до сути: человеку нужны права. Чем скорее мы их добудем, тем быстрее обретем свое «я». Уф! Сколько бы я ни сидел с умным видом, сколько бы ни окутывал себя клубами дыма, ничего другого я не придумаю. И ведь как просто!»