Повести и рассказы - [62]

Родители Филковского подали заявление в милицию, и следствие закрутилось.

В кабинет директора школы вошла женщина–лейтенант, инспектор по делам несовершеннолетних.

— Здравствуйте, Таисия Давыдовна. Я к вам.

— Здравствуйте, Мария Дмитриевна, садитесь, — и уже озабоченно спросила, — с чем пожаловали?

Вместо ответа инспектор достала из синей папки листок и прочла: — Хомяков и Веселов — ваши ученики?

— Да… учатся в десятом, — помедлив, протянула директор. — Что–нибудь случилось? Они что–то натворили?

— Как сказать? Классный руководитель, видимо, их лучше знает, но все–таки, как вы можете их охарактеризовать?

— Общественную работу выполняют, дискотеки проводят, учатся неплохо. Правда, Хомяков из неблагополучной семьи, отец пьет. Вот и, собственно, вся характеристика.

По привычке, внимательно всматриваясь в лица, инспектор заметила в студенистых глазах директора нарастающее беспокойство. Действительно, всегда спокойная и уверенная за свод школу, за свой незыблемый авторитет, Таисия Давыдовна не хотела бы иметь неприятности с милицией, тем более, что они немедленно отозвались бы выше.

— Значит, плохого за ними не тянется? — задала очередной вопрос следователь, директор беспокойно заерзала на стуле и, кривя душой, тихо произнесла? — Нет. А что случилось?

— Извините, Таисия Давыдовна, но вопросы буду задавать я. Что вы скажете о Филковском?

— Знаете, Филковский у нас недавно… относительно недавно, — поправилась она. — Отличник учебы. Помогает товарищам. Вдумчивый, — Таисия Давыдовна склонила голову набок, прищурилась. — Видите ли, Мария Дмитриевна, это по–настоящему одержимый юноша. Постоянно с книгой, но вот беда! — директор фальшиво–тревожно развела руками — Филковский дерзок с учителями, особенно, если они не правы, или урок ему покажется неинтересным. Странный он какой–то, замкнутый. Сошелся только с Шаповаловым.

— Хорошо, Таисия Давыдовна. Это пригодится. А как вы расцениваете их взаимоотношения?

— Хомякова и Филковского? Но что же случилось?

— Случилась большая беда. Хомяков и Веселов избили Филковского.

— Да вы что? — театрально побледнела директор. — Избили? Как?

— Избили жестоко. Заключения медицинской экспертизы еще не приобщили, но по всей вероятности дело будет передано в прокуратуру.

— Странно, — возразила директор. — Я бы никогда не подумала, что Хомяков и Веселов способны на отъявленную жестокость. Виноват скорее Филковский.

— Разберемся.

— Да, это верно, — устало подтвердила директор и как–то неуверенно встала из–за широкого полированного стола. — Так вызвать этих двоих?

…Перед концом занятий в классе знали, что состоится внеочередное комсомольское собрание. Пришла Ольга Петровна Зарина и объявила, чтобы никто не расходился.

Ребята, противясь, сначала загалдели, а поутихнув, зашептались.

Первым узнал о собрании Генка. Еще до объявления, сложив в сумку учебники, он подошел к Филковскому.

— Слушай, Сергей, после уроков будет собрание, — сказал он с озабоченным видом.

— Какое собрание? — переспросил Филковский. Он еще смотрел на доску и чисто машинально, подобно роботу–автомату переписывал формулы и графики.

— Насчет драки, — уточнил Ткачук, — только ты не впадай в панику, я тебя поддержу. Честно говоря, замечал, что они докапывались до тебя, вызывали на драку, видать, досадил ты им чем–то.

В кабинете математики было душно и тесно. Выпускной класс считался многочисленным. Здесь же присутствовали члены комитета комсомола, директор, завуч, некоторые учителя. Впереди за учительским столом стоял комсорг Петров, светловолосый парень, тезка Геннадия. Ткачук знал, что летом Петров поступал в суворовское училище, да не поступил, потому что завалил физику, и хотя в целом учился неплохо, вел общественную работу, Генка понимал, что выбор был не из лучших. А, впрочем, какой выбор. Директор сама предложила его кандидатуру, а ребята проголосовали.

Началось собрание. Разложив на столе бумаги, секретарь стал писать. Филковский чувствовал на себе взгляды одноклассников, следивших за каждым движением. Сергей сидел вполоборота к окну и ковырял пальцем кожу на ладони. Гул голосов утих.

— Давай, комсорг, веди собрание, — посоветовал Григорий Иванович — завуч школы.

В полной тишине Петров подчеркнуто деловым тоном ввел ребят в курс дела, вкратце обрисовал случившееся и, решив, что свою задачу выполнил, окинул пытливым взором класс:

— Кто хочет выступить?

— Мы не совсем разобрались, — с места вставила слово Лепетова, и комсорг сделал ей замечание, чтобы просила разрешение, а не выкрикивала с места. Обиженно надув губы, Лепетова подняла руку.

— Мы не совсем разобрались, — повторила она, кто тут прав, кто виноват, непонятно.

— А ты не расписывайся за всех! — раздался неожиданно Генкин голос.

— А я за всех и не расписываюсь! Тебе понятно, а мне нет.

— А почему? Результат налицо, — встала с места Ольга Петровна. — И спрашивать нужно с Хомякова. Выходи! — обратилась она к Хомякову, — пусть на тебя полюбуются.

Покраснев, Васька вышел из–за парты и предстал перед классом.

— Так–то оно так, — негромко начал он, уткнувшись в пол, — вина есть — пощечина, но я Филковского не бил.